Page 3 - Привидение в инженерном замке

никогда не видал, потому что она была постоянно больна, но считали ее добрым гением,
охраняющим всех от конечной лютости генерала.
Кроме такой славы по сердцу, генерал Ламновский имел очень неприятные манеры. В
числе последних были и смешные, к которым дети придирались, и когда хотели
«представить» нелюбимого начальника, то обыкновенно выдвигали одну из его смешных
привычек на вид до карикатурного преувеличения.
Самою смешною привычкою Ламновского было то, что, произнося какую-нибудь речь
или делая внушение, он всегда гладил всеми пятью пальцами правой руки свой нос. Это, по
кадетским определениям, выходило так, как будто он «доил слова из носа». Покойник не
отличался красноречием, и у него, что называется, часто недоставало слов на выражение
начальственных внушений детям, а потому при всякой такой запинке «доение» носа
усиливалось, а кадеты тотчас же теряли серьезность и начинали пересмеиваться. Замечая это
нарушение субординации, генерал начинал еще более сердиться и наказывал их. Таким
образом, отношения между генералом и воспитанниками становились все хуже и хуже, а во
всем этом, по мнению кадет, всего более был виноват «нос».
Не любя Ламновского, кадеты не упускали случая делать ему досаждения и мстить,
портя так или иначе его репутацию в глазах своих новых товарищей. С этою целью они
распускали в корпусе молву, что Ламновский знается с нечистою силою и заставляет
демонов таскать для него мрамор, который Ламновский поставлял для какого-то здания,
кажется для Исаакиевского собора. Но так как демонам эта работа надоела, то рассказывали,
будто они нетерпеливо ждут кончины генерала, как события, которое возвратит им свободу.
А чтобы это казалось еще достовернее, раз вечером, в день именин генерала, кадеты сделали
ему большую неприятность, устроив «похороны». Устроено же это было так, что когда у
Ламновского, в его квартире, пировали гости, то в коридорах кадетского помещения
появилась печальная процессия: покрытые простынями кадеты, со свечами в руках, несли на
одре чучело с длинноносой маской и тихо пели погребальные песни. Устроители этой
церемонии были открыты и наказаны, но в следующие именины Ламновского
непростительная шутка с похоронами опять повторилась. Так шло до 1859 года или 1860
года, когда генерал Ламновский в самом деле умер и когда пришлось справлять настоящие
его похороны. По обычаям, которые тогда существовали, кадетам надо было посменно
дежурить у гроба, и вот тут-то и произошла страшная история, испугавшая тех самых героев,
которые долго пугали других.

Глава четвертая

Генерал Ламновский умер позднею осенью, в ноябре месяце, когда Петербург имеет
самый человеконенавистный вид: холод, пронизывающая сырость и грязь; особенно мутное
туманное освещение тяжело действует на нервы, а через них на мозг и фантазию. Все это
производит болезненное душевное беспокойство и волнение. Молешотт для своих научных
выводов о влиянии света на жизнь мог бы получить у нас в это время самые любопытные
данные.
Дни, когда умер Ламновский, были особенно гадки. Покойника не вносили в церковь
замка, потому что он был лютеранин: тело стояло в большой траурной зале генеральской
квартиры, и здесь было учреждено кадетское дежурство, а в церкви служились, по
православному установлению панихиды. Одну панихиду служили днем, а другую вечером.
Все чины замка, равно как кадеты и служители, должны были появляться на каждой
панихиде, и это соблюдалось в точности. Следовательно, когда в православной церкви шли
панихиды, – все население замка собиралось в эту церковь, а остальные обширные
помещения и длиннейшие переходы совершенно пустели. В самой квартире усопшего не
оставалось никого, кроме дежурной смены, состоявшей из четырех кадет, которые с ружьями
и с касками на локте стояли вокруг гроба.
Тут и пошла заматываться какая-то беспокойная жуть: все начали чувствовать что-то