Page 16 - Тарас Бульба

Один из старшин взял палицу и поднес ее новоизбранному кошевому. Кирдяга, по
обычаю, тотчас же отказался. Старшина поднес в другой раз. Кирдяга отказался и в другой
раз и потом уже, за третьим разом, взял палицу. Ободрительный крик раздался по всей толпе,
и вновь далеко загудело от козацкого крика все поле. Тогда выступило из средины народа
четверо самых старых, седоусых и седочупринных козаков (слишком старых не было на
Сечи, ибо никто из запорожцев не умирал своею смертью) и, взявши каждый в руки земли,
которая на ту пору от бывшего дождя растворилась в грязь, положили ее ему на голову.
Стекла с головы его мокрая земля, потекла по усам и по щекам и все лицо замазала ему
грязью. Но Кирдяга стоял не сдвинувшись и благодарил козаков за оказанную честь.
Таким образом кончилось шумное избрание, которому, неизвестно, были ли так рады
другие, как рад был Бульба: этим он отомстил прежнему кошевому; к тому же и Кирдяга был
старый его товарищ и бывал с ним в одних и тех же сухопутных и морских походах, деля
суровости и труды боевой жизни. Толпа разбрелась тут же праздновать избранье, и
поднялась гульня, какой еще не видывали дотоле Остап и Андрий. Винные шинки были
разбиты; мед, горелка и пиво забирались просто, без денег; шинкари были уже рады и тому,
что сами остались целы. Вся ночь прошла в криках и песнях, славивших подвиги. И
взошедший месяц долго еще видел толпы музыкантов, проходивших по улицам с бандурами,
турбанами, круглыми балалайками, и церковных песельников, которых держали на Сечи для
пенья в церкви и для восхваленья запорожских дел. Наконец хмель и утомленье стали
одолевать крепкие головы. И видно было, как то там, то в другом месте падал на землю
козак. Как товарищ, обнявши товарища, расчувствовавшись и даже заплакавши, валился
вместе с ним. Там гурьбою улегалась целая куча; там выбирал иной, как бы получше ему
улечься, и лег прямо на деревянную колоду. Последний, который был покрепче, еще
выводил какие-то бессвязные речи; наконец и того подкосила хмельная сила, и тот повалился
– и заснула вся Сечь.

IV

А на другой день Тарас Бульба уже совещался с новым кошевым, как поднять
запорожцев на какое-нибудь дело. Кошевой был умный и хитрый козак, знал вдоль и
поперек запорожцев и сначала сказал: «Не можно клятвы преступить, никак не можно». А
потом, помолчавши, прибавил: «Ничего, можно; клятвы мы не преступим, а так кое-что
придумаем. Пусть только соберется народ, да не то чтобы по моему приказу, а просто своею
охотою. Вы уж знаете, как это сделать. А мы с старшинами тотчас и прибежим на площадь,
будто бы ничего не знаем».
Не прошло часу после их разговора, как уже грянули в литавры. Нашлись вдруг и
хмельные и неразумные козаки. Миллион козацких шапок высыпал вдруг на площадь.
Поднялся говор: «Кто?.. Зачем?.. Из-за какого дела пробили сбор?» Никто не отвечал.
Наконец в том и в другом углу стало раздаваться: «Вот пропадает даром козацкая сила: нет
войны!.. Вот старшины забайбачились наповал, позаплыли жиром очи!.. Нет, видно, правды
на свете!» Другие козаки слушали сначала, а потом и сами стали говорить: «А и вправду нет
никакой правды на свете!» Старшины казались изумленными от таких речей. Наконец
кошевой вышел вперед и сказал:
– Позвольте, панове запорожцы, речь держать!
– Держи!
– Вот в рассуждении того теперь идет речь, панове добродийство, – да вы, может быть,
и сами лучше это знаете, – что многие запорожцы позадолжались в шинки жидам и своим
братьям столько, что ни один черт теперь и веры неймет. Потом опять в рассуждении того
пойдет речь, что есть много таких хлопцев, которые еще и в глаза не видали, что такое война,
тогда как молодому человеку, – и сами знаете, панове, – без войны не можно пробыть. Какой
и запорожец из него, если он еще ни разу не бил бусурмена?
«Он хорошо говорит», – подумал Бульба.