Page 54 - Завтра была война...
P. 54

Села.  опустив  ноги  в  обрыв.  Жорка  постоял,  отошел  к  шиповнику,  стал  обрывать
               ягоды.
                     — Не надо. Пусть висят, красиво. Их потом птицы склюют.
                     — Склюют, — согласился Ландыс. Посмотрел на сорванные ягоды, хотел выбросить,
               но, подумав, спрятал в карман.
                     — Сядь.  Рядом  сядь,  что  ты  за  спиной  бродишь?  Жорка  поспешно  сел,  и  они  опять
               надолго  замолчали.  Он  изредка  поглядывал  на  нее,  хотел  пересесть  поближе,  но  так  и  не
               решился.
                     — Ландыш, — вдруг тихо сказал Вика. — Ты любишь меня, Ландыш?
                     Так и спросила: «Любишь?» Не «Я нравлюсь тебе?», как было принято спрашивать, а
               — «Ты любишь меня?». Как взрослая.
                     Жорка глубоко вздохнул, шевельнул губами и кивнул, глядя строго перед собой: теперь
               он боялся смотреть в ее сторону.
                     — Ты долго будешь любить меня? Ландыс хотел сказать, что всю жизнь, но опять не
               смог и опять кивнул. А потом добавил:
                     — Очень.
                     Голос у пего был хриплый, да и губы что-то плохо слушались.
                     — Спасибо  тебе.  Поцелуй  меня,  Ландыш.  Он  торопливо  перебрался  поближе,
               склонился, прижался губами к ее щеке и замер.
                     — И обними. Пожалуйста, обними меня покрепче. Но Жорка не умел ни целоваться, ни
               обниматься: юность — всегда борьба желаний со страхом, и страх был пока непреодолим ни
               для него, ни для Вики. Он сграбастал ее двумя руками — неуклюже, за плечи, — прижал,
               осторожно  целуя  что  подвертывалось:  то  щеку,  то  случайную  прядку,  то  маленькое  ухо.
               Вика приникла к нему, по-прежнему глядя вдаль, за речку, и так они сидели, пока издали не
               закричал Валька:
                     — Вика, Жорка, где вы там? Кушать подано! Ели докторский хлеб с молоком, пекли
               картошку,  что  принес  предусмотрительный  Артем,  пили  ситро:  на  каждого  досталось  по
               бутылке. Потом пели песни, беспричинно смеялись. Пашка ходил на руках, а Артем и Валька
               прыгали  через  костер.  И  Вика  пела  и  смеялась,  а  Жорка  все  время  ловил  ее  взгляд.  Она
               улыбалась ему, но больше к обрыву не позвала.
                     Вернулись в темноте и поэтому прощались торопливо, уже на вокзале.
                     — Завтра понедельник, — со значением сказала Искра.
                     — Я знаю, — кивнула Вика.
                     Они держали друг друга за руки и, как всегда, не решались поцеловаться.
                     — Может  быть,  я  не  приду  на  уроки, —  помолчав,  произнесла  Вика. —  Но  ты  не
               волнуйся, все будет как надо.
                     — Значит, на собрании ты будешь?
                     Искре  очень  не  хотелось  уточнять,  хотелось  избежать  упоминания  о  завтрашнем
               собрании, но Вика, как ей показалось, что-то недоговаривала. Пришлось проявить характер и
               спросить в лоб.
                     — Да, да, конечно.
                     — Вика, ждем! — крикнула Лена. Они с Пашкой стояли поодаль.
                     Вика еще раз крепко сжала руку Искры и ушла, не оглянувшись. А Искре вдруг очень
               захотелось, чтобы Вика оглянулась, и она долго смотрела ей вслед.
                     У дома ее опять ждал Сашка Стамескин.
                     — Значит, не взяли меня, — с обидой констатировал он.-Лишний я в вашей компании.
                     — Да, лишний, — сухо подтвердила Искра. — Нас приглашала Вика.
                     — Ну и что? Лес не Вике принадлежит.
                     Что-то разладилось у них после того разговора у подъезда. Искре было не по себе от
               этого  разлада,  она  много  думала  о  нем,  но,  думая,  не  могла  забыть  Сашкиных  слов,  что
               устраивал  его  на  завод  сам  Люберецкий.  И  в  этих  словах  ей  чудилась  какая-то  трусливая
               интонация.
   49   50   51   52   53   54   55   56   57   58   59