Page 241 - Два капитана
P. 241
Ленинграде как дома, рассказывает мне о Медном всад
нике, а я думаю: «Примут или не примут?»
Три комиссии — медицинская, мандатная и общеобра
зовательная. Сердце, легкие, уши, снова сердце! Кто я,
где родился, где учился и почему хочу стать пилотом?
Верно ли, что мне девятнадцать лет? Не подделаны
ли года — на вид поменьше! Почему рекомендацию райко
ма подписал Григорьев, это кто же — брат или однофа
милец?
И вот наконец — решительный день! Я стою перед
Аэромузеем: здесь мы держали испытания. Это огромный
дом со львами на проспекте Рошаля. Петя говорил, что
эти львы описаны в «Медном всаднике» и будто на них
спасался от наводнения Евгений,— до сих пор не знаю,
правда это или нет. Мне не до Пушкина. Львы смотрят
на меня с таким видом как будто и они сейчас нач
нут спрашивать: кто я, где родился и верно ли, что мне
девятнадцать лет?
Но вот когда становится по-настоящему страшно:
когда я поднимаюсь на второй этаж и на черной витрине
нахожу список принятых в летную школу.
Я читаю: «Власов, Воронов, Голомб, Грибков, Дени-
сяк...» У меня темнеет в глазах: меня нет. Я снова читаю:
«Власов, Воронов, Голомб, Грибков, Денисяк». Меня нет!
Я набираю побольше воздуху, чтобы спокойно прочесть:
«Власов, Воронов, Голомб, Грибков, Денисяк». Я смотрю
на этот список, в котором есть, кажется все фамилии на
свете, кроме моей, и мне становится так скучно, как
бывает, когда больше не хочется жить.
Под проливным дождем я возвращался домой. «Вла
сов, Воронов, Голомб...» Счастливый Голомб!
Огромный мужчина, широкоплечий, с грубым лицом,
какой-то Васко Нуньес Бальбоа, представляется мне, ког
да я произношу эту фамилию. Конечно! Куда же мне!
Проклятый рост!
Петя открывает мне и пугается. Я — мокрый, блед
ный.
— Что с тобой?
— Петя, меня нет в списке.
— Врешь!
Семина мама вылетает на кухню и спрашивает, не
встретил ли я управдома. Я молчу. Я сижу в кухне на
стуле, и Петя, опустив голову, грустно стоит передо мной.
238