Page 311 - Два капитана
P. 311
меня; и только я один лежал в темноте и чувствовал,
что у меня сердце ноет от одиночества и обиды. Зачем
эта находка, когда все кончено, когда между нами уже
нет и не будет ничего и мы встретимся как чужие?
Я старался справиться с тоской, но не мог и все старал
ся и старался, пока наконец не уснул.
К полудню мы починили шасси. Мы выточили бревно
и вставили его вместо распорки. Для большей прочности
мы обмотали скрепы веревкой. У самолета был теперь
жалкий, подбитый вид. Мы с Лури отошли и со стороны
холодным взглядом оценили работу.
— Ну, как?
Лури с отвращением махнул рукой.
Ну что ж, будем считать, что все обстоит прекрасно.
Нужно греть воду, пора запускать мотор.
Мы трамбуем снег в бидоны, ставим бидоны на при
мус. Томительное занятие! Плохо горит наш примус —
«великолепная машина, без которой ничего не стоит лю
бое хозяйство».
Но вот все в порядке, мотор разогрет, начинается за
пуск. Ненцы тянут за концы амортизатора.
— Внимание!
— Есть внимание!
— Раз, два, три — пускай!
Амортизатор срывается, ненцы падают в снег.
Снова:
— Внимание!
— Есть внимание!
— Раз, два, три — пускай!
Это повторяется четыре раза. Мотор вздрагивает, чи
хает, делает два десятка оборотов, останавливается и на
конец начинает работать. Пора прощаться! Ненцы соби
раются у самолета, я жму им руки, благодарю за
помощь, желаю счастья в охоте. Они смеются — доволь
ны. Наш штурман, застенчиво улыбаясь, лезет в самолет.
Не знаю, что он на прощанье сказал жене, но она стоит
у самолета веселая, в шубе, расшитой вдоль подола раз
ноцветным сукном, в широком поясе, в капоре с огром
ными меховыми полями, отчего лицо ее кажется окружен
ным сиянием.
И этот капор, высотой в полметра, увешанный каки
ми-то побрякушками, а под капором маленькое круглое
лицо — вот и все, что я вижу на прощанье.
308