Page 36 - Айвенго

- Нечестивый пёс! - восклицал пожилой человек, потёртая одежда которого
свидетельствовала о бедности, а меч на боку, кинжал за поясом и золотая цепь на шее
говорили о претензиях на знатность.- Сын волчицы, ублюдок! Как ты смеешь толкать
христианина, да ещё и норманна из благородной дворянской фамилии Мондидье!
Эти резкие слова были обращены не к кому другому, как к нашему знакомому, Исааку,
который, на этот раз богато разодетый, в великолепном плаще, протискивался сквозь толпу,
стараясь найти место в переднем ряду нижней галереи для своей дочери, красавицы Ревекки.
Она приехала к нему в Ашби и теперь, уцепившись за его руку, тревожно оглядывалась
кругом, испуганная общим недовольством,вызванным,по-видимому,поведением её отца. Мы
видели, что Исаак бывал труслив в некоторых случаях, но здесь он знал, что ему бояться
нечего. При таком стечении народа ни один из самых корыстных и злобных его
притеснителей не решился бы его обидеть. На подобных сборищах евреи находились под
защитой общих законов, а если этого было недостаточно, в толпе дворян всегда оказывалось
несколько знатных баронов, которые из личных выгод были готовы за них вступиться.Кроме
того, Исааку было хорошо известно, что принц Джон хлопочет о том, чтобы занять у богатых
евреев в Йорке крупную сумму денег под залог драгоценностей и земельных угодий. Исаак
сам имел близкое отношение к этому и отлично знал, как хотелось принцу поскорее его
уладить. А потому он был уверен, что в случае неприятных столкновений принц непременно
заступится за него.
Исаак смело протискивался вперёд и неосторожно толкнул норманского
дворянина.Однако жалобы старика возбудили негодование окружающих.Рослый йомен в
зелёном суконном платье,с дюжиной стрел за поясом, с серебряным значком на груди и
огромным луком в руке, резко повернулся, лицо его, потемневшее от загара и ветров как
калёный орех, вспыхнуло гневом, и он посоветовал еврею запомнить, что хоть он и надулся,
как паук, высасывая кровь своих несчастных жертв, но что пауков терпят, пока они смирно
сидят по углам,а как только они вылезут на свет- их давят. Его угрозы, резкий голос и
суровый взгляд заставили еврея попятиться. Очень вероятно, что Исаак и убрался бы
подальше от столь опасного соседства, если бы в эту минуту общее внимание не было
отвлечено появлением на арене принца Джона и его многочисленной и весёлой свиты. Свита
эта состояла частью из светских, частью из духовных лиц, столь же нарядно одетых и
державших себя не менее развязно, чем их сотоварищи-миряне. В числе духовных был и
приор из Жорво, в самом изящном костюме, какой по своему сану он мог себе позволить.
Мех и золото обильно украшали его одежду, а носки его сапог были загнуты так высоко, что
перещеголяли и без того нелепую тогдашнюю моду. Они были такой величины, что
подвязывались не к коленям, а к поясу, мешая всаднику вставить ногу в стремя. Впрочем, это
не смущало галантного аббата. Быть может, он даже рад был случаю выказать в присутствии
такой многочисленной публики и в особенности дам своё искусство держаться на коне,
обходясь без стремян. Остальная свита принца Джона состояла из его любимцев -
начальников наёмного войска, нескольких баронов, распутной шайки придворных и рыцарей
ордена Храма и иоаннитов.
Здесь не лишним будет заметить,что рыцари этих двух орденов считались врагами
Ричарда: во время бесконечных распрей в Палестине между Филиппом Французским и
английским королём они приняли сторону Филиппа. Всем было известно,что именно
благодаря этим распрям все победы Ричарда над сарацинами оказались бесплодными, а его
попытки взять Иерусалим закончились неудачей; плодом же завоёванной славы было только
ненадёжное перемирие, заключённое с султаном Саладином. По тем же политическим
соображениям, которые руководили их собратьями в Святой Земле,храмовники и иоанниты,
жившие в Англии и Нормандии, присоединились к партии принца Джона, не имея причин
желать ни возвращения Ричарда в Англию, ни воцарения его законного наследника, принца
Артура.
Со своей стороны, принц Джон ненавидел и презирал уцелевшую саксонскую знать и
старался при любом случае всячески её унизить. Он понимал, что саксонские феодалы