Page 37 - Этюды о ученых

обнажив человеческую жестокость. Его мать, писательница Тансен, женщина красивая,
умная и безнравственная, не хотела иметь детей, и когда у неё всё-таки родился сын, она,
воспользовавшись отсутствием мужа, генерала Детуша, поспешила избавиться от младенца.
Но генерал возвратился и отыскал мальчика. Он нашёл ему кормилицу в городе – это была
многодетная жена стекольщика Руссо. Генерал часто навещал сына, устроил его в хороший
пансион, а когда мальчику исполнилось семь лет, уговорил мадам Тансен взглянуть на сына.
Свидание состоялось в доме стекольщика. Лаская мальчика, Детуш спросил жену:
– Не правда ли, сударыня, очень жаль, что такое милое, даровитое существо было так
безжалостно брошено?
Лицо мадам Тансен исказилось.
– Мне здесь нехорошо – душно, – сказала она, торопясь к выходу.
На всю жизнь запомнил Жан эту сцену, ласку отца, лицо матери… Отец умер, когда
ему было десять лет. А мать он никогда больше не видел. Однажды близкий друг
Д'Аламбера госпожа Сюар спросила его: правда ли, что, когда он стал знаменитым, его мать
хотела встретиться с ним.
– Нет, неправда, – ответил он.
– Но говорят, будто вы сказали, что мать, которая не заботилась о вас до того, как вы
стали известным, нельзя считать матерью. И все одобряют ваши слова…
– Нет, – сказал Д'Аламбер. И добавил грустно: – Никогда я не отказался бы обнять
свою мать, если бы она когда-нибудь захотела меня признать… Я был бы не в силах лишить
себя такого счастья…
Но вернёмся в детство. Супруги Руссо были милыми людьми, и Жану жилось у них
хорошо. Привязанность к названым родителям Д'Аламбер сохранил на всю жизнь, впрочем,
большую её часть – около сорока лет – он прожил в доме стекольщика. Он хорошо учился в
пансионе, обнаруживая литературное дарование. Потом в коллегии Мазарини два года
занимался риторикой, увлекался поэзией и философией. Д'Аламбер был человеком
всесторонне талантливым и, вероятно, достиг бы больших высот в любом своём начинании.
И всё-таки, окончив коллегию и получив степень магистра свободных наук, он никак не мог
выбрать труд по душе. Названые родители хотели видеть его при каком-нибудь солидном
деле, мечтали, что Жан станет адвокатом или врачом, и с тревогой следили за его
непонятным и, с их точки зрения, совершенно бесперспективным увлечением математикой.
Мягкий по природе, он готов был уступить им и даже отнёс к своему приятелю Дени Дидро
все математические книги, пообещав не трогать их, пока не станет доктором медицины.
И не выполнил обещания. Под тем или иным предлогом приносил он домой то одну, то
другую книгу, сидел в библиотеках над алгебраическими трактатами, а дома отыскивал
доказательства запомнившихся теорем, радовался этим маленьким победам и тосковал,
потому что никто не мог разделить с ним эту радость. А на следующий день вдруг находил в
книге с таким трудом добытое им накануне решение и тут уж совсем не знал, радоваться ему
или огорчаться. Он влюбился в математику, а он был однолюб и ничего не мог с собой
поделать.
– Вы, верно, навсегда останетесь философом? – однажды робко спросила его мать.
– А что такое философ? – обернулся Жан.
– Сумасшедший, который мучит себя всю жизнь для того, чтобы о нём говорили после
смерти.
Он виновато улыбнулся…
Сейчас во всех институтах и университетах изучают принцип Д'Аламбера и решают
дифференциальные уравнения, общие правила составления которых дал он, 26-летний
Д'Аламбер. А офицеры-артиллеристы знают это имя потому, что он, Д'Аламбер, впервые
научно объяснил рикошет. Для метеорологов он метеоролог – ведь явление воздушных
приливов доказал он, Д'Аламбер. Астрономы не помнят, конечно, об этом. Для астрономов
важнее его теория возмущений движений планет, работы по нутациям. И физики чтят
Д'Аламбера – ведь трактат о поперечных колебаниях струны лежит в первом венце