Page 9 - Наш старый дом

логах, за поселком, картошку сажаем. Солнышко, тепло, одуванчиков желтый цвет. И такая
радость от стихов, потому что все в них правда. Тетя Нюра негромко читает, а я во все горло
ору:
В ясном золоте дни утопают!
И ручьи по оврагам шумят!
Весна... лето пришло... Как не радоваться.
С легкой руки тети Нюры я стал знаменитым чтецом-декламатором в детском саду и в
школе, потом и актером в пьесах Розова, Корнейчука и Островского. Островского тетя Нюра
любила. В молодости в своем клубе она была завзятой артисткой.
- "Царь Иоанн Грозный", - вспоминала она. - Богатая была постановка. "Без вины
виноватые", "Бесприданница". После работы все в клуб бежим. Старый Липакевич - в
массовке, а все равно сидит. В полку выступали, в Матакане. Нас любили.
Самаринский Затон на быстрой реке Шилке... Недолгое тети Нюрино детство,
молодость, комсомольская ячейка, ликвидация неграмотности... "Я в люльке качаю ее
ребенка и учу ее..." Первое радио в клубе. "В Москве будут говорить, а мы услышим..."
Свекровь Мария Павловна... "Какой человек хороший, ее все любили..."
Пароходы на Амуре, на которых работала. Повара-китайцы Иван да Миша. "Такие
работящие. Они меня любили. Я им колпаки постираю, накрахмалю..."
Москва... Общежитие института, где учился муж Петя. "Жили за ситцевой занавеской...
Дружно... Все вместе..." После института - Хабаровск, новая жизнь. Квартира в бараке.
"Такие хорошие люди... Старый механик Бушнев с женой..."
Потом начались годы страшные. Арест мужа. Высылка. Она за ним могла не ехать.
НКВД объяснил, что может остаться в квартире, тем более сын Слава маленький и сама на
седьмом месяце беременности. Но такой и мысли не было: оставить мужа. Только с ним.
Поехали в одном эшелоне: "враги" в первых вагонах, под надзором охраны, семьи "врагов" -
за ними, без охраны.
Начинались тяжкие годы: Майеркан, Бурлю-Тюбе, Балхаш, Или... Новый арест мужа.
Приговор: высшая мера. "И вам недолго ходить, - сказали ей. Приготовьтесь".
За себя она не боялась. Жалела сына. Тогда они и съехались, стали жить вместе с
родной сестрой Тосей - вдувой моей матерью, тоже с сыном, со мной на руках. Одну
арестуют, другая останется при детях. На крайний случай - младшая сестра Нина, у нее муж
в НКВД.
Семья врага народа. Нет ей житья. Из санитарок, из больницы, уволили. "Может
отравить..." В сберкассе поработала лишь неделю уборщицей. Тоже нельзя. Там -
"материальные ценности". Уволили. Больше не принимали никуда. Нанималась за людей на
трудработы: арыки в степи копать, у людей же стирала, полы мыла у начальства, немного
шила, вязала из шерсти варежки. Слепили мазанку на краю поселка, сажали огород, ловили
рыбу, даже завели козу.
А после войны наконец этот поселок в России, на Дону. Дядя Петя вернулся из лагеря.
Стали жить и даже свой домик купили. Вот этот - наш старый дом. Тетя Нюра была душой
его - хозяйкой и главной работницей.
Обмазывать дом глиной и белить его, изнутри и снаружи, всякий год по весне. А если
сильные дожди, то подмазывать да подбеливать. Мыть, красить, чистить дымоходы; за
печкой следить, подбеливать, чтобы гляделась она всем на завид: белая, словно курочка.
Летняя кухня во дворе. Та же песня: глиной мажь и бели. При ней кухня стояла нарядной
игрушечкой. Это теперь облезла и покосилась. Пока не запретили корову держать, о ней
забота. Свинья, куры - у всех свои хатки. И требуют рук и рук.
А огород, бахчи, картофельные деляны. Везде - лопата, мотыга; летняя жара, комар с
мошкой. Конечно, и мы работали, помогая. Но было у тети Нюры присловье:
- Чем вас просить, я лучше сама сделаю.
Когда осенью резали свинью, не пропадало ничего. Тетя Нюра все кишочки промоет,
наделает колбас: кровяную, ливерную. "Мамочка меня всему научила..." Добела промоет и