Page 6 - Наш старый дом

Конечно, должны. Но забывают. А тетя Нюра помнит. "В школе поглядят, скажут:
такие родители". На нас не скажут. Мы - это Слава, я да Николай. Каждый - в свой черед.
Наглаженные рубашки, брюки "со стрелкой", все пуговицы - на месте, носки заштопаны,
башмаки начищены, носовые платки - в карманах. Мальчишки - народ забывчивый, тетя
Нюра все помнит.
Только теперь, в пору взрослую, понимаю я долгий день ее, во трудах.
- Наша мамочка весь день работала, - вспоминала она, - а ночью надо хлеб печь для
себя и для людей. Ночью печка свободная. Мы же в бараке жили. Кухня общая, печь - одна
на всех. А днем мамочка у людей стирает. Устанет, сядет на пол, голову наклонит и сразу
заснет. Минут на десять, не больше. Очнется и говорит: "Теперь ночь моя".
В середине дня тетя Нюра всегда спала, тоже недолго, порою сидя, но обморочно-
глубоко, даже с храпом. Захрапит и сразу вскинется, скажет: "Вот и хорошо. Теперь ночь
моя".
И может допоздна шить, штопать чулки да носки, латать локти рубашек и курток,
обшлага - работа тихая. А я рядом пристроюсь, возле света, - книжку читаю, но чаще слушаю
неторопливые рассказы о жизни прежней: детство, Самаринский Затон, люди его -
вразнобой, что на память к случаю придет. Сегодня - о том, как ездили в гости в Россию, на
родину, в Вятскую губернию. Это было во время Первой мировой войны. "Они в деревне
бедно жили. Бабушка мне потаясь печеное яичко давала". Один вечер - начало века, другой -
к нынешнему дню поближе. О том, как с ледяных гор катались на бычьей шкуре. Про богача
Штейна, главной радостью которого была пожарная команда Сретенска, он содержал ее на
свои деньги. Могучие "пожарные" лошади, блестящие медные каски; и сам Штейн - в каске,
впереди. Потом его расстреляли. Про ссыльных поляков, которых еще при царе в Забайкалье
сослали: столетний Неделяк, лысый Липакевич. И про других поляков, тоже ссыльных, но
уже в наше время, - их привезли в Казахстан. Про огородников-китайцев. Они свои лавочки
держали. Долгая у тети Нюры жизнь, долгие и рассказы. Она что-то шьет ли, чинит, вяжет; я
- слушаю.
Из этих рассказов и сложилась для меня жизнь тети Нюры - от малых лет до времен
нынешних. А в годы последние она как-то разом одряхлела, много плакала, жаловалась всем:
"Не могу работать... Хочу, а не могу. Лопату не держат руки большая, тяжелая. Иголку тоже
не держат - маленькая. Столько вокруг работы, а я ничего не могу..." Жалуется и плачет.
Но это - уже много позднее. А в детстве - долгие вечера с рассказами о жизни всякой,
какая была. Я слушать любил. Допоздна сидел, пока спать не прогонят. А тетя Нюра потом
еще ставит тесто и не раз за ночь к нему поднимется, подобьет, укутает.
- Чего ты все сигаешь, - сердится дядя Петя. - Спать не даешь.
Утром она первой поднялась, стараясь не греметь, почистила печку и затопила ее,
готовит завтрак, потом нас будит:
- Вставайте, пора.
День начинается. Надо спешить. Одним - в детский сад, в школу, другим - на работу.
Лишь тете Нюре торопиться некуда. Она - домохозяйка.
В воскресенье мы спим дольше обычного, а тетя Нюра пирожки печет.
Праздники - для тети Нюры лишние хлопоты. Ко дням рожденья шьется какая-нибудь
нехитрая обновка и печется знаменитый слоеный торт "наполеон", рецепт изготовления
которого записали все соседки, но удается он лишь тете Нюре.
А уж Первомай, Октябрьские, Пасха, а особенно Новый год... Здесь и ночь не ночь.
Вечерами делали елочные игрушки: рисовали смешные рожицы на пустой, но
целенькой яичной скорлупе; клеили цветные гирлянды, вырезали серебряные звезды, белые
снежинки. Тетя Нюра весь год собирала листки цветной бумаги, фольгу от чая, складывая
все в особую "новогоднюю" коробку.
Новогодние карнавальные костюмы для нас, ребятишек, - тоже ее забота. Немногие
родители в нашем поселке о таких вроде бы пустяках заботились. Тем более время нелегкое:
накормить бы детей - и слава богу. Да и не умели.