Page 12 - Пиковая дама

побочный сын, на что англичанин отвечал холодно: Oh?
Целый день Германн был чрезвычайно расстроен. Обедая в уединённом трактире, он,
против обыкновения своего, пил очень много, в надежде заглушить внутреннее волнение. Но
вино ещё более горячило его воображение. Возвратясь домой, он бросился, не раздеваясь, на
кровать и крепко уснул.
Он проснулся уже ночью: луна озаряла его комнату. Он взглянул на часы: было без
четверти три. Сон у него прошёл; он сел на кровать и думал о похоронах старой графини.
В это время кто-то с улицы заглянул к нему в окошко, – и тотчас отошёл. Германн не
обратил на то никакого внимания. Чрез минуту услышал он, что отпирали дверь в передней
комнате. Германн думал, что денщик его, пьяный по своему обыкновению, возвращался с
ночной прогулки. Но он услышал незнакомую походку: кто-то ходил, тихо шаркая туфлями.
Дверь отворилась, вошла женщина в белом платье. Германн принял её за свою старую
кормилицу и удивился, что могло привести её в такую пору. Но белая женщина, скользнув,
очутилась вдруг перед ним, – и Германн узнал графиню!
– Я пришла к тебе против своей воли, – сказала она твёрдым голосом, – но мне велено
исполнить твою просьбу. Тройка, семёрка и туз выиграют тебе сряду, – но с тем, чтобы ты в
сутки более одной карты не ставил и чтоб во всю жизнь уже после не играл. Прощаю тебе
мою смерть, с тем, чтоб ты женился на моей воспитаннице Лизавете Ивановне...
С этим словом она тихо повернулась, пошла к дверям и скрылась, шаркая туфлями.
Германн слышал, как хлопнула дверь в сенях, и увидел, что кто-то опять поглядел к нему в
окошко.
Германн долго не мог опомниться. Он вышел в другую комнату. Денщик его спал на
полу; Германн насилу его добудился. Денщик был пьян по обыкновению: от него нельзя
было добиться никакого толка. Дверь в сени была заперта. Германн возвратился в свою
комнату, засветил там свечку и записал своё видение.

VI

Атанде!
Как вы смели мне сказать атанде?
Ваше превосходительство, я сказал атанде-с!

Две неподвижные идеи не могут вместе существовать в нравственной природе, так же,
как два тела не могут в физическом мире занимать одно и то же место. Тройка, семёрка, туз –
скоро заслонили в воображении Германна образ мёртвой старухи. Тройка, семёрка, туз – не
выходили из его головы и шевелились на его губах. Увидев молодую девушку, он говорил:
«Как она стройна!.. Настоящая тройка червонная». У него спрашивали: «который час», он
отвечал: «без пяти минут семёрка». Всякий пузатый мужчина напоминал ему туза. Тройка,
семёрка, туз – преследовали его во сне, принимая все возможные виды: тройка цвела перед
ним в образе пышного грандифлора, семёрка представлялась готическими воротами, туз
огромным пауком. Все мысли его слились в одну, – воспользоваться тайной, которая дорого
ему стоила. Он стал думать об отставке и о путешествии. Он хотел в открытых игрецких
домах Парижа вынудить клад у очарованной фортуны. Случай избавил его от хлопот.
В Москве составилось общество богатых игроков, под председательством славного
Чекалинского, проведшего весь век за картами и нажившего некогда миллионы, выигрывая
векселя и проигрывая чистые деньги. Долговременная опытность заслужила ему
доверенность товарищей, а открытый дом, славный повар, ласковость и весёлость приобрели
уважение публики. Он приехал в Петербург. Молодёжь к нему нахлынула, забывая балы для
карт и предпочитая соблазны фараона обольщениям волокитства. Нарумов привёз к нему
Германна.
Они прошли ряд великолепных комнат, наполненных учтивыми официантами.
Несколько генералов и тайных советников играли в вист; молодые люди сидели, развалясь