Page 11 - Пиковая дама

– Расскажите мне, как найти эту потаённую лестницу; я выйду.
Лизавета Ивановна встала, вынула из комода ключ, вручила его Германну и дала ему
подробное наставление. Германн пожал её холодную безответную руку, поцеловал её
наклоненную голову и вышел.
Он спустился вниз по витой лестнице и вошёл опять в спальню графини. Мёртвая
старуха сидела окаменев; лицо её выражало глубокое спокойствие. Германн остановился
перед нею, долго смотрел не неё, как бы желая удостовериться в ужасной истине; наконец
вошёл в кабинет, ощупал за обоями дверь и стал сходить по тёмной лестнице, волнуемый
странными чувствованиями. По этой самой лестнице, думал он, может быть, лет шестьдесят
назад, в эту самую спальню, в такой же час, в шитом кафтане, причёсанный a l'oiseau royal,
прижимая к сердцу треугольную шляпу, прокрадывался молодой счастливец, давно уже
истлевший в могиле, а сердце престарелой его любовницы сегодня перестало биться...
Под лестницею Германн нашёл дверь, которую отпер тем же ключом, и очутился в
сквозном коридоре, выведшем его на улицу.

V

В эту ночь явилась ко мне покойница баронесса фон В***. Она
была вся в белом и сказала мне: «Здравствуйте, господин советник!»
Шведенборг.

Три дня после роковой ночи, в девять часов утра, Германн отправился в *** монастырь,
где должны были отпевать тело усопшей графини. Не чувствуя раскаяния, он не мог однако
совершенно заглушить голос совести, твердивший ему: ты убийца старухи! Имея мало
истинной веры, он имел множество предрассудков. Он верил, что мёртвая графиня могла
иметь вредное влияние на его жизнь, – и решился явиться на её похороны, чтобы испросить у
ней прощения.
Церковь была полна. Германн насилу мог пробраться сквозь толпу народа. Гроб стоял
на богатом катафалке под бархатным балдахином. Усопшая лежала в нём с руками,
сложенными на груди, в кружевном чепце и в белом атласном платье. Кругом стояли её
домашние: слуги в чёрных кафтанах с гербовыми лентами на плече и со свечами в руках;
родственники в глубоком трауре, – дети, внуки и правнуки. Никто не плакал; слёзы были бы
– une affectation. Графиня была так стара, что смерть её никого не могла поразить и что её
родственники давно смотрели на неё, как на отжившую. Молодой архиерей произнёс
надгробное слово. В простых и трогательных выражениях представил он мирное успение
праведницы, которой долгие годы были тихим, умилительным проготовлением к
христианской кончине. «Ангел смерти обрёл её, – сказал оратор, – бодрствующую в
помышлениях благих и в ожидании жениха полунощного». Служба совершилась с
печальным приличием. Родственники первые пошли прощаться с телом. Потом двинулись и
многочисленные гости, приехавшие поклониться той, которая так давно была участницею в
их суетных увеселениях. После них и все домашние. Наконец приблизилась старая барская
барыня, ровесница покойницы. Две молодые девушки вели её под руки. Она не в силах была
поклониться до земли, – и одна пролила несколько слёз, поцеловав холодную руку госпожи
своей. После неё Германн решился подойти ко гробу. Он поклонился в землю и несколько
минут лежал на холодном полу, усыпанном ельником. Наконец приподнялся, бледен как
сама покойница, взошёл на ступени катафалка и наклонился...
В эту минуту показалось ему, что мёртвая насмешливо взглянула на него, прищуривая
одним глазом. Германн поспешно подавшись назад, оступился и навзничь грянулся об земь.
Его подняли. В то же самое время Лизавету Ивановну вынесли в обмороке на паперть. Этот
эпизод возмутил на несколько минут торжественность мрачного обряда. Между
посетителями поднялся глухой ропот, а худощавый камергер, близкий родственник
покойницы, шепнул на ухо стоящему подле него англичанину, что молодой офицер её