Page 10 - Старуха Изергиль

что напрасно он, молодой и неопытный, повел их куда-то. А он шел впереди их и был бодр и
ясен.
Но однажды гроза грянула над лесом, зашептали деревья глухо, грозно. И стало тогда в
лесу так темно, точно в нем собрались сразу все ночи, сколько их было на свете с той поры,
как он родился. Шли маленькие люди между больших деревьев и в грозном шуме молний,
шли они, и, качаясь, великаны-деревья скрипели и гудели сердитые песни, а молнии, летая
над вершинами леса, освещали его на минутку синим, холодным огнем и исчезали так же
быстро, как являлись, пугая людей. И деревья, освещенные холодным огнем молний,
казались живыми, простирающими вокруг людей, уходивших из плена тьмы, корявые,
длинные руки, сплетая их в густую сеть, пытаясь остановить людей. А из тьмы ветвей
смотрело на идущих что-то страшное, темное и холодное. Это был трудный путь, и люди,
утомленные им, пали духом. Но им стыдно было сознаться в бессилии, и вот они в злобе и
гневе обрушились на Данко, человека, который шел впереди их. И стали они упрекать его в
неумении управлять ими, – вот как!
Остановились они и под торжествующий шум леса, среди дрожащей тьмы, усталые и
злые, стали судить Данко.
– Ты, – сказали они, – ничтожный и вредный человек для нас! Ты повел нас и утомил, и
за это ты погибнешь!
– Вы сказали: «Веди!» – и я повел! – крикнул Данко, становясь против них грудью. –
Во мне есть мужество вести, вот потому я повел вас! А вы? Что сделали вы в помощь себе?
Вы только шли и не умели сохранить силы на путь более долгий! Вы только шли, шли, как
стадо овец!
Но эти слова разъярили их еще более.
– Ты умрешь! Ты умрешь! – ревели они. А лес все гудел и гудел, вторя их крикам, и
молнии разрывали тьму в клочья. Данко смотрел на тех, ради которых он понес труд, и
видел, что они – как звери. Много людей стояло вокруг него, но не было на лицах их
благородства, и нельзя было ему ждать пощады от них. Тогда и в его сердце вскипело
негодование, но от жалости к людям оно погасло. Он любил людей и думал, что, может
быть, без него они погибнут. И вот его сердце вспыхнуло огнем желания спасти их, вывести
на легкий путь, и тогда в его очах засверкали лучи того могучего огня… А они, увидав это,
подумали, что он рассвирепел, отчего так ярко и разгорелись очи, и они насторожились, как
волки, ожидая, что он будет бороться с ними, и стали плотнее окружать его, чтобы легче им
было схватить и убить Данко. А он уже понял их думу, оттого еще ярче загорелось в нем
сердце, ибо эта их дума родила в нем тоску.
А лес все пел свою мрачную песню, и гром гремел, и лил дождь…
– Что сделаю я для людей?! – сильнее грома крикнул Данко.
И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял
его над головой.
Оно пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещенный этим
факелом великой любви к людям, а тьма разлетелась от света его и там, глубоко в лесу,
дрожащая, пала в гнилой зев болота. Люди же, изумленные, стали как камни.
– Идем! – крикнул Данко и бросился вперед на свое место, высоко держа горящее
сердце и освещая им путь людям.
Они бросились за ним, очарованные. Тогда лес снова зашумел, удивленно качая
вершинами, но его шум был заглушен топотом бегущих людей. Все бежали быстро и смело,
увлекаемые чудесным зрелищем горящего сердца.
И теперь гибли, но гибли без жалоб и слез. А Данко все был впереди, и сердце его все
пылало, пылало!
И вот вдруг лес расступился перед ним, расступился и остался сзади, плотный и немой,
а Данко и все те люди сразу окунулись в море солнечного света и чистого воздуха,
промытого дождем. Гроза была – там, сзади них, над лесом, а тут сияло солнце, вздыхала
степь, блестела трава в брильянтах дождя и золотом сверкала река… Был вечер, и от лучей