Page 9 - Старуха Изергиль

Я ждал ее рассказа и молчал, боясь, что, если спрошу ее о чем-либо, она опять
отвлечется в сторону.
И вот она начала рассказ.

III

«Жили на земле в старину одни люди, непроходимые леса окружали с трех сторон
таборы этих людей, а с четвертой – была степь. Были это веселые, сильные и смелые люди. И
вот пришла однажды тяжелая пора явились откуда-то иные племена и прогнали прежних в
глубь леса. Там были болота и тьма, потому что лес был старый, и так густо переплелись его
ветви, что сквозь них не видать было неба, и лучи солнца едва могли пробить себе дорогу до
болот сквозь густую листву. Но когда его лучи падали на воду болот, то подымался смрад, и
от него люди гибли один за другим. Тогда стали плакать жены и дети этого племени, а отцы
задумались и впали в тоску. Нужно было уйти из этого леса, и для того были две дороги:
одна – назад, – там были сильные и злые враги, другая – вперед, – там стояли великаны-
деревья, плотно обняв друг друга могучими ветвями, опустив узловатые корни глубоко в
цепкий ил болота. Эти каменные деревья стояли молча и неподвижно днем в сером сумраке
и еще плотнее сдвигались вокруг людей по вечерам, когда загорались костры. И всегда, днем
и ночью, вокруг тех людей было кольцо крепкой тьмы, оно точно собиралось раздавить их, а
они привыкли к степному простору. А еще страшней было, когда ветер бил по вершинам
деревьев и весь лес глухо гудел, точно грозил и пел похоронную песню тем людям. Это были
все-таки сильные люди, и могли бы они пойти биться насмерть с теми, что однажды
победили их, но они не могли умереть в боях, потому что у них были заветы, и коли б
умерли они, то пропали б с ними из жизни и заветы. И потому они сидели и думали в
длинные ночи, под глухой шум леса, в ядовитом смраде болота. Они сидели, а тени от
костров прыгали вокруг них в безмолвной пляске, и всем казалось, что это не тени пляшут, а
торжествуют злые духи леса и болота… Люди всё сидели и думали. Но ничто – ни работа, ни
женщины не изнуряют тела и души людей так, как изнуряют тоскливые думы. И ослабли
люди от дум… Страх родился среди них, сковал им крепкие руки, ужас родили женщины
плачем над трупами умерших от смрада и над судьбой скованных страхом живых, – и
трусливые слова стали слышны в лесу, сначала робкие и тихие, а потом все громче и
громче… Уже хотели идти к врагу и принести ему в дар волю свою, и никто уже,
испуганный смертью, не боялся рабской жизни… Но тут явился Данко и спас всех один».
Старуха, очевидно, часто рассказывала о горящем сердце Данко. Она говорила певуче,
и голос ее, скрипучий и глухой, ясно рисовал предо мной шум леса, среди которого умирали
от ядовитого дыхания болота несчастные, загнанные люди… «Данко – один из тех людей,
молодой красавец. Красивые – всегда смелы. И вот он говорит им, своим товарищам:
– Не своротить камня с пути думою. Кто ничего не делает, с тем ничего не станется.
Что мы тратим силы на думу да тоску? Вставайте, пойдем в лес и пройдем его сквозь, ведь
имеет же он конец – все на свете имеет конец! Идемте! Ну! Гей!..
Посмотрели на него и увидали, что он лучший из всех, потому что в очах его светилось
много силы и живого огня.
– Веди ты нас! – сказали они.
Тогда он повел…»
Старуха помолчала и посмотрела в степь, где все густела тьма. Искорки горящего
сердца Данко вспыхивали где-то далеко и казались голубыми воздушными цветами,
расцветая только на миг.
«Повел их Данко. Дружно все пошли за ним – верили в него. Трудный путь это был!
Темно было, и на каждом шагу болото разевало свою жадную гнилую пасть, глотая людей, и
деревья заступали дорогу могучей стеной. Переплелись их ветки между собой; как змеи,
протянулись всюду корни, и каждый шаг много стоил пота и крови тем людям. Долго шли
они… Все гуще становился лес, все меньше было сил! И вот стали роптать на Данко, говоря,