Page 40 - Аты-баты

Струсил?..
— Дурак ты, лейтенант, — вздохнул Святкин. — Прикрой, говорю, огнем, а то же коту
под хвост вся работа. Они сейчас в последнюю пойдут, и жить нам — сколько продержимся.
Вот он, наш с тобой последний, решающий. Красиво же мы о нем пели…
— Тебя же убьют, Витька, — дрожа, сказал Суслин.
— Пали на полный диск, Игорек. — Святкин вдруг то ли пропел, то ли прокричал:
— Я беспризорничком родился и беспризорничком помру!..
И выскочил из окопа.
Суслин бил короткими очередями, прикрывая подбирающегося к мосту ефрейтора. Он
понял, что задумал Святкин, дрожь прошла, и Игорь стрелял расчетливо, прикрывая друга.
На выструганной добела столешнице стояло восемнадцать бутылок цоликаури. А за
столом сидели девятнадцать человек, потому что восемнадцатым был народный артист
Мятников, а девятнадцатой — Валентина Ивановна. И перед каждым стоял стакан с золотым
вином. Но люди не пили, не плакали: они говорили.
Тенгиз:
— Когда человек рождается, он обязательно плачет, а все вокруг улыбаются и говорят:
«Здравствуй, дорогой!» Пусть же каждый проживет свою жизнь так, чтобы, когда придет его
час, он один улыбался, а все бы кругом плакали и говорили: «Прощай, дорогой!» Как сегодня
мы говорим эти слова нашим отцам. За честную жизнь, за последнюю улыбку, за гордую
улыбку человека!
Кончились патроны в диске автомата. Игорь, торопясь, вставлял другой диск, а он не
шел в пазы, его перекашивало…
Рев взревевшего танкового мотора возник неожиданно. Игорь выглянул.
Немцы закончили ремонт гусеницы. «Тигр» дернулся назад, разворачиваясь на узком
мосту, как вдруг перед ним с грохотом разорвалась связка гранат, и гусеница вновь
расстелилась по мостовому настилу.
— Витька!.. — закричал Игорь.
У Святкина уже не было сил, а потому швырнул он эту связку прямо перед собой. И
искромсанное осколками тело его лежало сейчас у сломанных перил…
И опять — струганый стол, восемнадцать бутылок и девятнадцать близких. Профессор
Сайко:
— Древние говорили: «Мементо мори». Помни о смерти. То есть не бездельничай, успей
сделать все, что в твоих силах, ибо величина скорби при расставании с тобой и есть истинная
мера твоей жизни…
Наконец Игорь вставил заупрямившийся диск. По лицу его текли слезы, но он не замечал
их, потому что они были последними.
А немецкие автоматчики уже открыто и неторопливо шли по полю боя, в упор
расстреливая раненых.
А на мосту опять ремонтировали гусеницу «тигра».
Но Игорь Суслин больше не смотрел на мост. Теперь он бил короткими очередями по
автоматчикам, и после двух попаданий немцы наконец-то засекли его, упали в снег и открыли
по Суслину огонь из всех автоматов.
А он и не думал больше об укрытии. Он стрелял и стрелял, пока страшный удар в голову
не швырнул его на противоположную стенку окопа.
Анна читала стихи:
Отцов не убивают на войне
Ни пулей, ни осколком, ни снарядом.
За немоту любимые вдвойне,
Они шагают с нами рядом.
Отцов не убивают на войне…
Немецкие автоматчики продолжали ходить по полю. После того как навсегда замолчал
автомат Суслина, слышались только их очереди. В тяжелораненых и даже в мертвых.