Page 25 - Марфа-посадница

разбитый образ Вадимов лежал, во прахе) взглянула на мрачное, облаками покрытое небо — с
величественным унынием опустила взор свой на граждан… приближалась к орудию смерти и
громко сказала народу: "Подданные Иоанна! Умираю гражданкою новогородскою!.." Не
стало Марфы… Многие невольно воскликнули от ужаса, другие закрыли глаза рукою. Тело
посадницы одели черным покровом… Ударили в бубны — и Холмский, держа в руке хартию,
стал на бывшем Вадимовом месте. Бубны умолкли… Он снял пернатый шлем с головы своей
и читал громогласно следующее: "Слава правосудию государя! Так гибнут виновники мятежа
и кровопролития! Народ и бояре! не ужасайтесь: Иоанн не нарушит слова: на вас милующая
десница его. Кровь Борецкой примиряет вражду единоплеменных; одна жертва, необходимая
для вашего спокойствия, навеки утверждает сей союз неразрывный. Отныне предадим
забвению все минувшие бедствия; отныне вся земля русская будет вашим любезным
отечеством, а государь великий — отцом и главою. Народ! Не вольность, часто гибельная, но
благоустройство, правосудие и безопасность суть три столпа гражданского счастия: Иоанн
обещает их вам пред лицом бога всемогущего…"
Тут князь московский явился на высоком крыльце Ярославова дому, безоружен и с
главою открытою: он взирал на граждан с любовию и положил руку на сердце. Холмский
читал далее:
"Обещает России славу и благоденствие, клянется своим и всех его преемников именем,
что польза народная во веки веков будет любезна и священна самодержцам российским — или
да накажет бог клятвопреступника! Да исчезнет род его и новое, небом благословенное
поколение да властвует на троне ко счастию людей!" [Род Иоаннов пересекся, и
благословенная фамилия Романовых царствует. (Примеч. автора.)]
Холмский надел шлем. Легионы княжеские взывали: "Слава и долголетие Иоанну!"
Народ еще безмолвствовал. Заиграли на трубах — и в единое мгновение высокий эшафот
разрушился. На месте его возвеялось белое знамя Иоанново, и граждане наконец воскликнули:
"Слава государю российскому!"
Старец Феодосии снова удалился в пустыню и там, на берегу великого озера Ильменя,
погреб тела Марфы и Ксении. Гости чужеземные вырыли для них могилу и на гробе
изобразили буквы, которых смысл доныне остается тайною. Из семи сот немецких граждан
только пятьдесят человек пережили осаду новогородскую: они немедленно удалились во свои
земли. Вечевой колокол был снят с древней башни и отвезен в Москву: народ и некоторые
знаменитые граждане далеко провожали его. Они шли за ним с безмолвною горестию и
слезами, как нежные дети за гробом отца своего.