Page 24 - Марфа-посадница

преданиях суетного любопытства!.. И геройство пылает огнем дел великих, жертвует
драгоценным спокойствием и всеми милыми радостями жизни… кому? Неблагодарным! Я
могла бы наслаждаться счастием семейственным, удовольствиями доброй матери,
богатством, благотворением, всеобщею любовию, почтением людей и — самою нежною
горестию о великом отце твоем, но я все принесла в жертву свободе моего народа: самую
чувствительность женского сердца — и хотела ужасов войны; самую нежность матери — и не
могла плакать о смерти сынов моих!.. (Тут в первый раз глаза Марфы наполнились слезами
раскаяния)… Прости мне, тень великодушного супруга! Сие движение было последним
гласом женской слабости. Я клялась заступить твое место в отечестве и, конечно, исполнила
клятву свою: ибо князь московский считает меня достойною погибнуть вместе с вольностию
новогородскою! Ты позавидовал бы моей доле, если бы еще дышал для отечества; самая
неблагодарность народа возвысила бы в глазах твоих цену великодушной жертвы: награда
признательности уменьшает ее. Теперь я спокойно ожидаю смерти!.. Знаю Иоанна, он знает
Марфу и должен одним ударом сразить гордость новогородскую: кто дерзнет восстать против
монарха, который наказал Борецкую?.. Герои древности, побеждаемые силою и счастием,
лишали себя жизни; бесстрашные боялись казни: я не боюсь ее. Небо должно располагать
жизнию и смертию людей; человек волен только в своих делах и чувствах". Ксения слушала
мать свою и разумела слова ее.
Иоанн пред храмом Софийским сошел с коня: Феофил и духовенство встретили его со
крестами. Сей великий государь принес жертву моления и благодарности всевышнему. Все
славные воеводы московские, преклонив колена, слезами изъявляли радость свою. Иоанн в
доме Ярослава угостил роскошною трапезою бояр новогородских и державною рукою своею
сыпал злато на беднейших граждан, которые искренне и добросердечно славили его
благотворительность. Не грозный чужеземный завоеватель, но великий государь русский
победил русских: любовь отца-монарха сияла в очах его.
Ввечеру многочисленные стражи явились на стогнах и повелели гражданам удалиться,
но любопытные украдкою выходили из домов и видели, в глубокую полночь, Иоанна и
Холмского, в тишине идущих к Софийскому храму; два воина освещали их путь факелом,
остановились в ограде, и великий князь наклонился на могилу юного Мирослава; казалось, что
он изъявлял горесть и с жаром упрекал Холмского смертиюсего храброго витязя…
Новгородцы вспомнили тогда, что государь щитом своим отразил меч оруженосца, хотевшего
умертвить Мирослава; удивлялись — и никогда не могли сведать тайны Иоаннова
благоволения к юноше. — Сии любопытные приведены были в ужас другим зрелищем: они
видели множество пламенников 46 на Великой площади, слышали стук секир — и высокий
эшафот явился пред домом Ярослава. Новогородцы думали, что Иоанн нарушит слово и что
гнев его поразит всех именитых граждан.
На рассвете загремели воинские бубны. Все легионы московские были в движении, и
Холмский с обнажен" ным мечом скакал по стогнам. Народ трепетал, но собирался на
Великой площади узнать судьбу свою. Там, на эшафоте, лежала секира. От конца Славянского
до моста Вадимова стояли воины с блестящим оружием и с грозным видом; воеводы сидели на
конях пред своими дружинами. Наконец железные запоры упали, и врата Борецких
растворились, выходит Марфа в златой одежде и в белом покрывале. Старец Феодосии несет
образ пред нею. Бледная, но твердая Ксения ведет ее за руку. Копья и мечи окружают их. Не
видно лица Марфы, но так величаво ходила она всегда по стогнам, когда чиновники ожидали
ее в совете или граждане на вече. Народ, и воины соблюдали мертвое безмолвие, ужасная
тишина царствовала; посадница остановилась пред домом Ярослава. Феодосии благословил
ее. Она хотела обнять дочь свою, но Ксения упала; Марфа положила руку на сердце ее знаком
изъявила удовольствие и спешила на высокий эшафот — сорвала покрывало с головы своей:
казалась томною, но спокойною — с любопытством посмотрела на лобное место (где

46 Пламенники (устар.) — факелы.