Page 20 - Марфа-посадница
P. 20
послом к Иоанну. Новогородцы, готовые умереть за вольность, тайно желали сохранить ее
миром. Марфа знала сердца народные, душу великого князя и спокойно ожидала его ответа.
Тысячский возвратился с лицом печальным: она велела ему объявить всенародно успех
посольства… "Граждане! — сказал он. — Ваши мудрые чиновники думали, что князь
московский хотя и победитель, но самою победою, трудною и случайною, уверенный в
великодушии новогородском, может еще примириться с нами… Бояре ввели меня в шатер
Иоанна… Вы знаете его величие: гордым взором и повелительным движением руки он
требовал от меня знаков рабского унижения…
"Князь Московский!. - я вещал ему. — Новгород еще сзободен! Он желает мира, не
рабства. Ты видел, как мы умираем за вольность: хочешь ли еще напрасного кровопролития?
Пощади своих витязей: отечеству русскому нужна сила их. Если казна твоя оскудела, если
богатство новогородское прельщает тебя — возьми наши сокровища: завтра принесем их в
стан твой с радостию, ибо кровь сограждан нам драгоценнее злата, но свобода и самой крови
нам драгоценнее. Оставь нас только быть счастливыми под древними законами, и мы назовем
тебя своим благотворителем, скажем: "Иоанн мог лишить нас верховного блага и не сделал
того; хвала ему". Но если не хочешь мира с людьми свободными, то знай, что совершенная
победа над ними должна быть их истреблением, а мы еще дышим и владеем оружием; знай,
что ни ты, ни преемники твои не будут уверены в искренней покорности Новаграда, доколе
древние стены его не опустеют или не примут в себя жителей, чуждых крови нашей!" —
"Покорность без условия или гибель мятежникам!" — ответствовал Иоанн и с гневом
отвратил лицо свое. — Я удалился".
Марфа предвидела действие: народ в страшном озлоблении требовал полководца и
битвы. Александру Знаменитому вручили жезл начальства — и битвы началися…
Дела славные и великие! Одни русские могли с обеих сторон так сражаться, могли так
побеждать и быть побеждаемы. Опытность, хладнокровие мужества и число
благоприятствовали Иоанну; пылкая храбрость одушевляла новогородцев, удвояла силы их,
заменяла опытность; юноши, самые отроки становились в ряды на место убитых мужей, и
воины московские не чувствовали ослабления в ударах противников. С торжеством
возглашалось имя великого князя: иногда, хотя и редко, имя вольности и Марфы бывало также
радостным кликом победителей (ибо вольность и Марфа одно знаменовали в великом граде).
Часто Иоанн, видя славную гибель упорных новогородцев, восклицал горестно: "Я лишаюсь в
них достойных моего сердца подданных!" Бояре московские советовали ему удалиться от
града, но великая душа его содрогалась от мысли уступить непокорным. "Хотите ли, — он с
гневом ответствовал, — хотите ли, чтобы я венец Мономаха 43 положил к ногам
мятежников?.." И суровые муромцы, жители темных лесов, усердные владимирцы спешили к
нему на вспоможение. Три раза обновлялась дружина княжеская, из храбрых дворян
состоящая, и знамена ее (на которых изображались слова: "С нами бог и государь!") дымились
кровью.
Как Иоанн величием своим одушевлял легионы московские, так Марфа в Новегороде
воспаляла умы и сердца. Народ, часто великодушный, нередко слабый, унывал духом, когда
новые тысячи приходили в стан княжеский. "Марфа! — говорил он. — Кто наш союзник? Кто
поможет великому граду?.." "Небо, — ответствовала посадница, — Влажная осень наступает,
блата, нас окружающие, скоро обратятся в необозримое море, всплывут шатры Иоанновы, и
войско его погибнет или удалится". Луч надежды не угасал в сердцах, и новогородцы
сражались. Марфа стояла на стене, смотрела на битвы и держала в руке хоругвь отечества;
иногда, видя отступление новогородцев; она грозно восклицала и махом святой хоругви
обращала воинов в битву. Ксения не разлучалась с нею и, видя падение витязей, думала: "Так
43 Венец Мономаха — золотая остроконечная шапка, увенчанная крестом и опушенная собольим мехом; по
преданию, прислана в XI в. византийским императором Константином в дар Киевскому князю Владимиру
Мономаху. До XVIII века служила торжественным коронацирнным венцом русских князей и царей. В настоящее
время хранится в музее "Оружейная палата".