Page 31 - Собранние сочинений

Подхалюзин . Был-с!
Большов . Говорил ты с ним?
Подхалюзин . Да что, Самсон Силыч, разве он чувствует? Известно, чернильная душа-с!
Одно ладит — объявиться несостоятельным.
Большов . Что ж, объявиться, так объявиться — один конец.
Подхалюзин . Ах, Самсон Силыч, что это вы изволите говорить!
Большов . Что ж, деньги заплатить? Да с чего же ты это взял? Да я лучше все огнем
сожгу, а уж им ни копейки не дам. Перевози товар, продавай векселя, пусть тащут, воруют кто
хочет, а уж я им не плательщик.
Подхалюзин . Помилуйте, Самсон Силыч, заведение было у нас такое превосходное, и
теперь должно все в расстройство прийти.
Большов . А тебе что за дело? Не твое было. Ты старайся только — от меня забыт не
будешь.
Подхалюзин . Не нуждаюсь я ни в чем после вашего благодеяния. И напрасно вы такой
сюжет обо мне имеете. Я теперича готов всю душу отдать за вас, а не то чтобы какой фалып
сделать. Вы подвигаетесь к старости, Аграфена Кондратьевна дама изнеженная, Алимпияда
Самсоновна барышня образованная и в таких годах; надобно и об ней заботливость
приложить-с. А теперь такие обстоятельства: мало ли что может произойти из всего этого.
Большов . А что такое произойти может? Я один в ответе.
Подхалюзин . Что об вас-то толковать! Вы, Самсон Силыч, отжили свой век, слава богу,
пожили, а Алимпияда-то Самсоновна, известное дело, барышня, каких в свете нет. Я вам,
Самсон Силыч, по совести говорю, то есть как это все по моим чувствам: если я теперича
стараюсь для вас и все мои усердия, можно сказать, не жалея пота-крови, прилагаю — так это
все больше потому самому, что жаль мне вашего семейства.
Большов . Полно, так ли?
Подхалюзин . Позвольто-с: ну, положим, что это все благополучно кончится-с,
хорошо-с. Останется у вас чем пристроить Алимпияду Самсоновну. Ну, об этом и толковать
нечего-с; были бы деньги, а женихи найдутся-с. Ну, а грех какой, сохрани господи! Как
придерутся, да начнут по судам таскать, да на все семейство эдакая мораль пойдет, а еще,
пожалуй, и имение-то все отнимут: должны будут они-с голод и холод терпеть и без всякого
призрения, как птенцы какие беззащитные. Да это сохрани господи! Это что ж будет тогда?
(Плачет.)
Большов . Да об чем же ты плачешь-то?
Подхалюзин . Конечно, Самсон Силыч, я это к примеру говорю — в добрый час
молвить, в худой промолчать, от слова не станется; а ведь враг-то силен — горами шатает.
Большов . Что ж делать-то, братец, уж, знать, такая воля божия, против ее не пойдешь.
Подхалюзин . Это точно, Самсон Силыч! А все-таки, по моему глупому рассуждению,
пристроить бы до поры до времени Алимпияду Самсоновну за хорошего человека, так уж
тогда будет она, по крайности, как за каменной стеной-с. Да главное, чтобы была душа у
человека, так он будет чувствовать. А то вон, что сватался за Алимпияду Самсоновну,
благородный-то, — и оглобли назад поворотил.
Большов . Как назад? Да с чего это ты выдумал?
Подхалюзин . Я, Самсон Силыч, не выдумал, — вы спросите Устиныо Наумовну.
Должно быть, что-нибудь прослышал, кто его знает.
Большов . А ну его! По моим делам теперь не такого нужно.
Подхалюзин . Вы, Самсон Силыч, возьмите в рассуждение: я посторонний человек, не
родной, — а для вашего благополучия ни дня, ни ночи себе покою не знаю, да и сердце-то у
меня все изныло; а за него отдают барышню, можно сказать, красоту неописанную; да и денег
еще дают-с, а он ломается да важничает, — ну есть ли в нем душа после всего этого?
Большов . Ну, а не хочет, так и не надо, не заплачем!
Подхалюзин . Нет, вы, Самсон Силыч, рассудите об этом: есть ли душа у человека? Я
вот посторонний совсем, да не могу же без слез видеть всего этого. Поймите вы это, Самсон