Page 44 - Отец Горио

нерушимого блаженства вермишельщик потерял жену — на свое несчастье: она уже забирала
над ним власть не только в сфере чувств. Быть может, ей удалось бы развить эту косную
натуру, вложив в нее понимание действительности и жизни. Со смертью жены его
привязанность к детям перешла разумные границы. Всю свою горячую любовь, обездоленную
смертью, он перенес на дочерей, и первое время они отвечали во всем его отцовским чувствам.
И купцы и фермеры наперебой старались выдать своих дочек за него, но, как ни были
блестящи предложения, Горио решил остаться вдовым. Тесть вермишельщика, единственный
мужчина, пользовавшийся его благоволением, утверждал за истину, что Горио поклялся не
нарушать супружескую верность своей жене, хотя бы и умершей. Торговцы на Хлебном
рынке, не понимая такого возвышенного безрассудства, только глумились над Горио и
наградили его каким-то смехотворным прозвищем. Но когда один из них, подвыпив после
сделки, вздумал произнести его во всеуслышанье, вермишельщик ткнул насмешника кулаком
в плечо, да так, что тот стремглав отлетел к тумбе на углу улицы Облен. Беззаветная
преданность, пугливая и чуткая любовь Горио к своим дочерям приобрели всеобщую
известность, и как-то раз один из конкурентов, желая удалить его с торгов, а самому остаться и
влиять на цены, сказал Горио, будто бы Дельфину только что сшиб кабриолет.
Вермишельщик, бледный как смерть, в ту же минуту покинул рынок. Ложная тревога вызвала
в нем такое столкновение противоречивых чувств, что он был болен несколько дней. Этого
человека Горио не ударил сокрушительным кулаком в плечо, но, выбрав критическую для
обманщика минуту, довел его до банкротства и таким образом выгнал с рынка навсегда.
Воспитание обеих дочерей, само собой разумеется, велось нелепо. Имея более
шестидесяти тысяч франков дохода в год, Горио не тратил лично на себя и тысячи двухсот, но
почитал за счастье исполнять все дочерние прихоти: наилучшим учителям вменялось в
обязанность привить его дочкам все таланты, какие требовались хорошим воспитанием; при
них состояла компаньонка, и, на их счастье, — женщина с умом и вкусом; они катались
верхом, имели выезд, короче, жили, как прежде жили бы любовницы у старого богатого
вельможи; чего бы им ни захотелось, хотя бы очень дорогого, отец спешил исполнить их
желание и за свою щедрость просил в награду только ласки. Приравнивая своих дочек к
ангелам, бедняга тем самым возносил их над собой; он любил даже то зло, которое от них
терпел. Когда для дочерей пришла пора замужества, он дал им возможность выбрать себе
мужей по своим наклонностям: каждой было назначено приданое в размере половины
состояния отца. Анастази, своею красотой прельстившую графа де Ресто, тянуло к
аристократическим кругам, и это побудило ее покинуть отчий дом, чтобы устремиться в
высшие общественные сферы. Дельфина любила деньги и вышла за банкира Нусингена,
немца родом, ставшего бароном Священной Римской империи. 40 Горио остался
вермишельщиком. Но вскоре и зятья и дочки нашли зазорным для себя, что он попрежнему
ведет торговлю, — а в ней заключалась для него вся жизнь. Горио пять лет противился их
настояниям; в конце концов он уступил и бросил торговать, обеспечив себя капиталом от
продажи своего дела и от доходов за несколько последних лет; по расчетам г-жи Воке, у
которой он поселился, этот капитал должен был приносить от восьми до десяти тысяч ливров
в год. Горио забился в пансион Воке с отчаяния, когда увидел, что дочери по требованию
своих мужей отказываются не только взять его к себе, но даже принимать его открыто.
Вот все те сведения о папаше Горио, какие дал некий г-н Мюре, купивший его дело.
Таким образом, догадки, высказанные герцогиней де Ланже при Растиньяке, подтвердились.
На этом мы и закончим введение к трагедии из парижской жизни, трагедии неведомой, но
страшной.
В конце первой недели декабря Растиньяк получил два письма — одно от матери, другое

40 «…ставшего бароном Священной Римской империи». — «Священная Римская империя» — название,
присвоенное германскому государству в X в. и сохранившееся до завоевания Германии войсками Наполеона I.
Путем различных сделок с немецкой знатью и с правительствами германских княжеств немецкие и иноземные
буржуа становились «титулованными особами».