Page 26 - Собор Парижской Богоматери

– И насылает на нас порчу через дымоходы.
– Как-то вечером он просунул свою рожу ко мне в окно. Я приняла его за мужчину и
ужасно испугалась.
– Я уверена, что он летает на шабаш. Однажды он забыл свою метлу в водосточном
желобе на моей крыше.
– Мерзкая харя!
– Подлая душа!
– Фу!
А мужчины – те восхищались и рукоплескали горбуну.
Квазимодо, виновник всей этой шумихи, мрачный, серьезный, стоял на пороге часовни,
позволяя любоваться собой.
Один школяр, кажется Робен Пуспен, подошел поближе и расхохотался ему прямо в
лицо. Квазимодо ограничился тем, что взял его за пояс и отбросил шагов на десять в толпу. И
все это он проделал молча.
Восхищенный мэтр Копеноль подошел к нему и сказал:
– Крест истинный, никогда в жизни я не встречал такого великолепного уродства, святой
отец! Ты достоин быть папой не только в Париже, но и в Риме.
Он весело хлопнул его по плечу. Квазимодо не шелохнулся.
– С таким парнем я охотно кутнул бы, даже если это обошлось мне в дюжину новеньких
турских ливров! Что ты на это скажешь? – продолжал Копеноль.
Квазимодо молчал.
– Крест истинный! – воскликнул чулочник. – Да ты глухой, что ли?
Да, Квазимодо был глухой.
Копеноль начал раздражать Квазимодо: он вдруг повернулся к нему и так страшно
заскрипел зубами, что богатырь-фламандец попятился, как бульдог от кошки.
И тут священный ужас образовал вокруг этой странной личности кольцо, радиус
которого был не менее пятнадцати шагов. Какая-то старуха объяснила Копенолю, что
Квазимодо глух.
– Глух! – чулочник разразился грубым фламандским смехом. – Крест истинный, да это
не папа, а совершенство!
– Эй! Я знаю его! – крикнул Жеан, спустившись наконец со своей капители, чтобы
поближе взглянуть на Квазимодо. – Это звонарь моего брата архидьякона. Здравствуй,
Квазимодо!
– Сущий дьявол! – сказал Робей Пуспен, все еще не оправившийся от своего падения. –
Поглядишь на него – горбун. Пойдет – видишь, что он хромой. Взглянет на вас – кривой.
Заговоришь с ним – глухой. Да есть ли язык у этого Полифема?
– Он говорит, если захочет, – пояснила старуха – Он оглох оттого, что звонит в колокола.
Он не немой.
– Только этого еще ему недостает, – заметил Жеан.
– Один глаз у него лишний, – заметил Робен Пуссен.
– Ну, нет, – справедливо возразил Жеан, – кривому хуже, чем слепому Он знает, чего он
лишен.
Тем временем процессия нищих, слуг и карманников вместе со школярами направилась
к шкапу судейских писцов, чтобы достать картонную тиару и нелепую мантию папы шутов.
Квазимодо беспрекословно и даже с оттенком надменной покорности разрешил облечь себя в
них. Потом его усадили на пестро раскрашенные носилки. Двенадцать членов братства шутов
подняли его на плечи; какой-то горькою и презрительною радостью расцвело мрачное лицо
циклопа, когда он увидел у своих кривых ног головы всех этих красивых, стройных, хорошо
сложенных мужчин. Затем галдящая толпа оборванцев, прежде чем пойти по городу,
двинулась, согласно обычаю, по внутренним галереям Дворца.

VI. Эсмеральда