Page 137 - И жили люди на краю

134
не разговаривали друг с другом и не хотели; стало так тихо, будто
ни души нет. Перед мелководьем мягко шумели волны, а за ними
весь залив, дремотный, светился как из-под матового стекла, и на
этом стекле, конечно же, можно заметить даже самую малую
лодку. Над заливом в ветреной выси белели тонкие крученые
облака – казалось, из них выжали всю воду, и они, обсохшие,
ненужные, катились в огромном небе.
К Петру и Игнату подошёл комендор Шишмарёв,
пухлощёкий, с настороженно-вопросительными глазами; его
глаза всех постоянно о чём-то спрашивали, но сам он слыл очень
неразговорчивым.
Сейчас прямо в лицо Петру зашептал:
– А не брешешь, паря? Может, вы дрыхли и япошек
пропустили? Теперя мы, как щеглы в клетке. И на север-то нам не
попасть. Там, говорят, пролив не широк. Душа так домой хочет,
что все силы собрал бы и переплыл!
Никогда он столько слов на одном дыхании не произносил.
– Не боись, – сказал Пётр. – Нету позади нас япошек.
В ночной темноте желтовато проступало окошко стоящего
возле берега домика – в нём доживал свой век чахоточный
старик, бывший каторжанин; как-то летом он предлагал Петру
бутыль самогона, говоря, что устал уже пить, по пьянке-то в
молодости и барина убил, нынче бы вернуться в свою деревню,
на барыне жениться – она, бывало, таинственно улыбалась ему.
Да не хватает денег на билет. Пётр тогда понял: старик еще и
умом ослабел.
Что он сейчас бредит, сидя перед свечой? Догадывается ли,
что из поста уходят военные, завтра к нему заявятся японцы и то
ли пристрелят, то ли с хибарой сожгут – зачем он им нужен?
– У вас-то что было? – спросил Шишмарёва Игнат.
– Худо, – проговорил с сипотцой Шишмарёв. – Не одолели
в Порт-Артуре, не одолели на морях, а тута... тьма-тьмущая