Page 596 - И жили люди на краю

593
грязным мешком; отодвинув сапогом коврик, открыл подпол,
бросил туда мешок и сказал:
– Пожрать есть что?
Надежда засуетилась, сразу как-то просветлев лицом. Все
эти дни и ночи прошли у неё, словно в бреду. Сперва хотела
заявить в милицию, что у её мужа есть оружие, и он чуть не убил
её. Но там ведь спросят: за что? И как она объяснит? Правду им
не скажешь, да и в милиции у Вадима – знакомые, бывшие
офицеры и солдаты, с которыми вместе воевал. Была мысль уйти
к матери. Но что она скажет Свете и как станет жить, бросив
корову, свиней, кур, кроликов; дома в подполе запасов до
середины лета – в магазин можно только за хлебом ходить. Она и
матери помогает, а после – как? Нет, не проживут они без
Вадима. И решила вытерпеть и его гнев, и все его оскорбления
– сама виновата, и прощения попросит, как он придёт. И тотчас
испугалась: не насовсем ли ушёл? Заторопилась в город,
несколько раз прошла мимо ворот воинской части, где работал
Вадим, ждала: вдруг появится. Канючила про себя: «Ну выйди на
минутку хоть...» И увидела идущего навстречу Ромашова.
Кинулась через улицу в магазин; заметив, что он спешит за ней,
встала за дверь. Он вошёл, она выскочила и – быстрее домой. И
всю дорогу кляла себя за то, что расслабилась от выпитого,
потеряла ум и даже – надо же! – вроде как полюбила его,
доброго, думающего и поступающего не так, как Вадим, иного,
мужественного, честного и, наверное, интересного человека, и
допустила к себе. А он-то, змей...
– Налей-ка, – Евграфов отодвинул чайную кружку на угол
стола.
– Полную?
– Что я, лошадь? До каёмки.
Надежда налила и подала, слабо улыбаясь; она и не
представляла, до какой степени улыбка её была униженной и