Page 51 - Возле моря

комом, всё равно оно не было бесполезным. Видел такое, что
всколыхнуло душу, взбудоражило разум.
Ночь навалилась быстро; тёмная погода бесилась: ветер
сотрясал дом, ревело море.
Что в эти минуты делает Даша? Вернее, каково её состоя-
ние, каковы мысли? Не вызвала ли разочарование, не привела ли
в смятение эта буря? Зимняя буря – весной. И чего хорошего тут
ждать? Вот и взбередится душа её, запросится обратно. Реши-
тельно. Окончательно.
Иннокентия дёрнули за рукав. A-а, Карикумбе. Опять по-
казывает на чашку, в которую уже налито. Улыбается, крепкие
зубы блестят, глаза – тоже, голову склоняет набок, кладёт на
ладонь и жмурится весело и хитровато: мол, спать хочешь, да?
Нет, ему не до сна.
Афанасий вышел к лошадям; стояли они за домом под
вислым качающимся навесом. Но, пожалуй, больше, чем навес,
их прикрывали тяжёлыми ветками старые ели. Овса в дорогу он
захватил немного, поэтому чуток дал им, когда поставил сюда, а
остаток держал на утро.
– Потерпите, – сказал. – Мы с хозяином тоже откушиваем
не поросёнка на блюде.
Где-то за полночь всё сакэ было выпито, и два айну, то-
ропливо одевшись, ушли. Иннокентий глянул на Моритики.
– Куда они?
– Пускай.
Карикумбе тронул Иннокентия за плечо и показал на ши-
рокие нары: мол, залезай, спи.
– Моритики, объясни ему, что я хочу здесь, возле печки.
– И я так думай.
Однако объяснять то, что гости желают отдыхать возле
печки, Моритики пришлось довольно долго. Карикумбе закаты-
вал глаза, будто обращался к богам или духам, вскрикивал, мо-
жет, что-то доказывая японцу, а может, ругаясь. Иннокентий
ничего не понимал, но улавливал недоумение туземца: гости
отказываются ночевать на почётном месте. Наконец успокоив-
шись, принёс к печке ещё три циновки.

49