Page 67 - Возле моря

тускло проступали крупные; недаром рыбин прозвали разнозу-
быми, и они, точно семечки, лузгают панцири крабов и ежей.
– Ну что? – спросил Влад и, как бы интересуясь ползущим
по двери чёрным жуком, прикоснулся пальцем к его глянцевой
спинке.
Эдуард отшагнул от домика.
– Где твой профессор, блин? – вскрикнул Мишель.
– Откуда я знаю. Вы прибыли раньше. Может, вспугнули.
– Ты вот что!.. – Влад щелчком сбил с двери жука. – Босс
приехал не на балдёж. Сделка наклёвывается. Но Сану этих твоих
иглокожих надо сунуть под нос. Убедить, что лопатой гребём! И
чтоб потом в натуре были, понял?
– Ну, видите же, – нет его.
– Ищи! – Влад махнул рукою словно бросил палку. – Ищи!
– повторил, точно приказывал собаке.

* * *

Отец верит в народные приметы и потому считает: коли
свисают длинные сосульки, то будет затяжная весна. Здесь, как
говорила Варвара Трофимовна, сосульки были толстые и длин-
нющие, и вот всё ещё холодно. Во Владивостоке, конечно, теп-
лей. Хотя ветры там тоже сырые, противные, и отец наверняка
ходит, не прикрывая грудь, особливо в подпитии. Простынет же,
заболеет. Некому за ним следить, даже пожурить его некому. Как
одиноко, тоскливо ему.
Глаза Дарьи повлажнели, и крупная слеза, скатившись со
щеки, разбилась о край подоконника.
Письмо её отец уже получил. Ох, и расстроился, наверно.
Почему уехала, куда, с кем? Что это за человек, «хороший и
надёжный»? Да, она так и написала.
Отец, он совестливый, чувствует: виноват, что отдал её за
гадкого старца, раскаивается, мучается, и это может доконать
его. Не дай Бог! Должны как-то успокоить её слова: «Папаша,
главное, не пей и за меня не переживай. Я у добрых людей, при
всякой оказии стану сообщать о себе, а когда все слухи утихнут,

65