Page 68 - Возле моря

когда забудет обо мне мой бывший муж, мы встретимся, папаша.
Обязательно!».
Она вспомнила: вот так же стояла у окна в том доме. Со-
сульки переливались чистейшим хрусталём, и по ним скользили
капли; солнце висело далеко в небе и со своего высока как бы
пожелало заглянуть, кто там, за сосульками, в окне? Луч раз-
брызгался золотистыми искрами; сосульки разрумянились, с них
сильнее потекло, и всё же они, вытянутые, походили на урод-
ливые прутья решётки. Неужели она опять за решёткой, как вы-
краденная?..
Нет, нет. Придёт же в голову такое. Это от стихов. Они,
бывает, наводят на неожиданные и даже нелепые сравнения. У
неё в жизни всё значительно лучше. Как Батюшков писал:

Тебе ль оплакивать утрату юных дней?
Ты в красоте не изменилась...

– Ой! – слетело с губ. – Какая же я самоуверенная. Прямо
стыд.
Дарья понимала, да что там понимала – как женщина всем
своим существом чувствовала: любима. До того любима, что
страшно. Вдруг у Иннокентия это не от серьёзности? В нём
много романтического. Пять дней спустя он и в нерпят влюбился.
Долго созерцал их и желал хоть одного взять с собою. И взял бы,
если б зверёк мог жить в доме.
А она – может. Совсем домашняя, обожающая тепло, уют и
книгу. И рыбу тоже, как нерпёныш.
Если его любовь несерьёзна, всего лишь увлечение, пусть
чистое и искреннее в этих серых, захолустных местах, – она
пропала. Жизнь её будет вдвойне покалеченной, совсем смятой.
Останется пойти в сожительницы к бывшему каторжанину. Но,
конечно же, до такого она не опустится. Сядет на пароход, что
поплывёт в обратный путь, к материку, а ночью, когда палубы
опустеют, упадёт в море; круги над головою разойдутся тотчас –
и не было её на этом свете...
Господи, о чём она опять? Ну, право, глупая. Видят же все:

66