Page 39 - Остров нашего детства

Петьке стало жутко. Жутко и от этого дикого гула,
и ещё больше оттого, что земля, по которой так
привычно ходить, по которой положено ходить
человеку, вдруг уползает, вырывается из-под ног.
Этот клочок суши уже как бы не суша, а маленькое
брёвнышко на воде. Петьке в ужасе показалось,
что кровь из головы вся оттекла, затопила грудь и
нечем дышать; в ушах неимоверно звенело, во рту
пересохло, а глаза у него были, наверное, такими же
безумными, как у Лохматика, когда тот вырывался
из палатки. В какую-то секунду, будто ударили по
ногам, земля из-под Петьки вылетела; потом он
услышал, как вскрикнул дядя Коля; потом на Петьку
кто-то навалился, прижал; потом почему-то всё
закружилось, чернея, и он протестующе вытянул
руки, попытался подняться, но совсем не было сил,
и, горько подумав, что умирает, зажал пальцами
пустую створку ракушки...
Солнце по своей извечной обязанности освещало
берег, и в этой его работе было что-то устало-
равнодушное; так же устало, видно крепко
намаявшись в ночной сутолоке у земной тверди,
наползали на камни и срывались со вздохом
мутные волны. В широкой отвесной скале – от
вершины до основания – зияла трещина. Словно
какой-то чудовищно-грозный всадник на лету
рубанул клинком по скале, да ещё клинок чиркнул
по берегу, до воды; волны, набегая, вливались
в трещину, булькали и пузырились; глыбы, что
оторвались от скалы при последнем подземном

37