Page 171 - Сахалинские робинзоны

стеблей пронизывает глубь, пластает поверху мелкие листья,
на которых плавают черные рогатые орехи. Слышатся вспле-
ски – играет рыба, слышатся приглушенные покрякивания
– перекликаются утки. Взлетают и падают на воду стаи, вы-
плывают на чистоводье и вновь прячутся в зеленые стенки
зыбких берегов. Утиный рай, рыбье царство, нетронутый
уголок. Может, и потому еще называют озеро Свободным,
что обжить его охотникам не удалось?
Где-то на той стороне впадает в озеро речка, невидимо прони-
зывает стоялую воду, вытекает и снова впадает, но уже в Туна-
йчу. Вот и идут, стремятся туда, вверх, к родниковым истокам,
на свой первый и последний нерест, на место своего рождения
и гибели, охотские лососи.
Заломин вдохнул сырой, плотный, чуть прелый воздух озера,
как бы взял частицу его на память, повернулся, зашагал обрат-
но. По пути спугнул несколько табунков, но стрелять не стал:
дичи ему пока хватит, подсоленные утки усыхают, делаются
жесткими. Лыжи он снял у опушки леса, поставил их к тому
же замшелому дереву, на прежнее место.
Бодро шел через ельник Савка, даже о хлебе и прочей до-
машней еде мало думал: заварит сейчас такой ароматный суп-
чик, какого и в ресторанах первого класса не подают! Он из-
дали окликнул своего сторожа Чапа, но сразу заметил: около
шалаша сидит человек, а собаки не видно. Человек повернул
лицо на голос. Это был парень, вернее, паренек, лишь на не-
много, пожалуй, старше Савки, с ружьишком одноствольным,
рюкзаком пустым, загорелый, белобрысый. Паренек встал,
разулыбался синими, выкрашенными голубикой зубами. Его
рыженькую вялую бороденку пошевеливал ветерок.
– Здравствуй, – сказал Савка, не подавая руки.
– Привет, хозяин хороший! – харкнул паренек, явно стараясь
прибавить себе солидности.
В шалаше, плотно закупоренном брезентовой полой, возился
и скулил Чап.
– Ты загнал?
– Понимаешь, присел отдохнуть, а он тявкает. На человека

169