Page 135 - Сахалинские каторжанки

медицинскую требует и особо бережный уход. Мотоцикл
рядом стоит веселый и невредимый. А мать, сидевшая на
самом «носу» телеги, заприметила свою болезную издале-
ка и как заголосит на отца матерно:
– Старая гнида, убил ребенка, на кой же хрен тебе эта
железяка далась!
Тут я с трудом, но отрываю плечи от земли. Валентина
Николаевна видит, что ее дитятко живое, и голосит уже на
меня:
– Ах ты, падла такая! Вырастили на свою голову «отор-
ви и выбрось»! А ну, марш в телегу, поганка!
А знаете, что потом было? Высекли меня? Не-а, только
разговоров лет на сто! А отец почти и не катался более – по-
баивался коня железного непокорного. Так, лишь опилок
привезти да мать до Каргаполовых подкинуть. Но это редко.
Старая закалка, она надежнее: глянь-ка, бегом Иван Вавило-
вич бежит, тележку самодельную за собой тащит да гогочет,
как конь:
– Иго-го!
– А не надо было, папа, шурину завидовать. Вот так!

Папка-дурак
Началась перестройка, и во мгачинских магазинах переста-
ли принимать бутылки. А цены на тару были таковы: бутылка
винная – 17 копеек, бутылка молочная и лимонадная –15-20
коп., банка сметанная – 10 коп., банка майонезная – 3 коп., бан-
ка литровая – 10 коп., банка трехлитровая – 40 коп. С учетом
того, что булка черного хлеба стоила 16 копеек, доход от сда-
чи стекла – неплохой. Бутылки сдавали все: это не больно,
не зазорно, не обидно. А тут раз, и нет тебе добра! Хотя… в
больших городах стекло принимали и принимают до сих пор.
Но у нас, извините, деревня! В ближайших городках все ма-
нуфактуры закрылись, и пока довезешь звенящие ящики до
завода в мегаполис, они становятся бесценными.
Ну, не принимают и не принимают стеклотару, что уж
тут поделаешь, мы стали меньше покупать лимонада. Но
бутылки в нашем сарае все равно копились. Мы уже и в го-
родки бутылками повадились играть, и в «поцелуй, на кого

133