Page 31 - Три сестры
P. 31

Тузенбах. Здесь в городе решительно никто не понимает музыки, ни одна душа, но я,
                  я понимаю и честным словом уверяю вас, что Мария Сергеевна играет великолепно, почти
                  талантливо.
                        Кулыгин. Вы правы, барон. Я ее очень люблю, Машу. Она славная.
                        Тузенбах. Уметь играть так роскошно и в то же время сознавать, что тебя никто, никто
                  не понимает!
                        Кулыгин (вздыхает). Да… Но прилично ли ей участвовать в концерте?

                        Пауза.

                        Я ведь, господа, ничего не знаю. Может быть, это и хорошо будет. Должен признаться,
                  наш директор хороший человек, даже очень хороший, умнейший, но у него такие взгляды…
                  Конечно, не его дело, но все-таки, если хотите, то я, пожалуй, поговорю с ним.

                        Чебутыкин берет в руки фарфоровые часы и рассматривает их.


                        Вершинин. На пожаре я загрязнился весь, ни на что не похож.

                        Пауза.


                        Вчера я мельком слышал, будто нашу бригаду хотят перевести куда-то далеко. Одни гово-
                  рят, в Царство Польское, другие – будто в Читу.
                        Тузенбах. Я тоже слышал. Что ж? Город тогда совсем опустеет.
                        Ирина. И мы уедем!
                        Чебутыкин (роняет часы, которые разбиваются). Вдребезги!

                        Пауза; все огорчены и сконфужены.

                        Кулыгин (подбирая осколки). Разбить такую дорогую вещь – ах, Иван Романыч, Иван
                  Романыч! Ноль с минусом вам за поведение!
                        Ирина. Это часы покойной мамы.
                        Чебутыкин. Может быть… Мамы так мамы. Может, я не разбивал, а только кажется,
                  что разбил. Может быть, нам только кажется, что мы существуем, а на самом деле нас нет.
                  Ничего я не знаю, никто ничего не знает. (У двери.) Что смотрите? У Наташи романчик с
                  Протопоповым, а вы не видите… Вы вот сидите тут и ничего не видите, а у Наташи романчик
                  с Протопоповым… (Поет.) Не угодно ль этот финик вам принять… (Уходит.)
                        Вершинин. Да… (Смеется.) Как все это, в сущности, странно!

                        Пауза.

                        Когда начался пожар, я побежал скорей домой; подхожу, смотрю – дом наш цел и невре-
                  дим и вне опасности, но мои две девочки стоят у порога в одном белье, матери нет, суетится
                  народ, бегают лошади, собаки, и у девочек на лицах тревога, ужас, мольба, не знаю что; сердце
                  у меня сжалось, когда я увидел эти лица. Боже мой, думаю, что придется пережить еще этим
                  девочкам в течение долгой жизни! Я хватаю их, бегу и все думаю одно: что им придется еще
                  пережить на этом свете!

                        Набат; пауза.



                                                                                                              30
   26   27   28   29   30   31   32   33   34   35   36