Page 217 - Анна Каренина

– Ну как не грех не прислать сказать! Давно ли? А я вчера был у Дюссо и вижу на доске
«Каренин», а мне и в голову не пришло, что это ты! – говорил Степан Аркадьич, всовываясь
с головой в окно кареты. – А то я бы зашел. Как я рад тебя видеть! – говорил он, похлопывая
ногу об ногу, чтобы отряхнуть с них снег. – Как не грех не дать знать! – повторил он.
– Мне некогда было, я очень занят, – сухо ответил Алексей Александрович.
– Пойдем же к жене, она так хочет тебя видеть.
Алексей Александрович развернул плед, под которым были закутаны его зябкие ноги,
и, выйдя из кареты, пробрался через снег к Дарье Александровне.
– Что же это, Алексей Александрович, за что вы нас так обходите? – сказала Долли,
улыбаясь.
– Я очень занят был. Очень рад вас видеть, – сказал он тоном, который ясно говорил,
что он огорчен этим. – Как ваше здоровье?
– Ну, что моя милая Анна?
Алексей Александрович промычал что-то и хотел уйти. Но Степан Аркадьич остановил
его.
– А вот что мы сделаем завтра. Долли, зови его обедать! Позовем Кознышева и
Песцова, чтоб его угостить московскою интеллигенцией.
– Так, пожалуйста, приезжайте, – сказала Долли, – мы вас будем ждать в пять, шесть
часов, если хотите. Ну, что моя милая Анна? Как давно…
– Она здорова, – хмурясь, промычал Алексей Александрович. – Очень рад! – и он
направился к своей карете.
– Будете? – прокричала Долли.
Алексей Александрович проговорил что-то, чего Долли не могла расслышать в шуме
двигавшихся экипажей.
– Я завтра заеду! – прокричал ему Степан Аркадьич.
Алексей Александрович сел в карету и углубился в нее так, чтобы не видать и не быть
видимым.
– Чудак! – сказал Степан Аркадьич жене и, взглянув на часы, сделал пред лицом
движение рукой, означающее ласку жене и детям, и молодецки пошел по тротуару.
– Стива! Стива! – закричала Долли, покраснев.
Он обернулся.
– Мне ведь нужно пальто Грише купить и Тане. Дай же мне денег!
– Ничего, ты скажи, что я отдам, – и он скрылся, весело кивнув головой проезжавшему
знакомому.

VII

На другой день было воскресенье. Степан Аркадьич заехал в Большой театр на
репетицию балета и передал Маше Чибисовой, хорошенькой, вновь поступившей по его
протекции танцовщице, обещанные накануне коральки, и за кулисой, в денной темноте
театра, успел поцеловать ее хорошенькое, просиявшее от подарка личико. Кроме подарка
коральков, ему нужно было условиться с ней о свидании после балета. Объяснив ей, что ему
нельзя быть к началу балета, он обещался, что приедет к последнему акту и свезет ее
ужинать. Из театра Степан Аркадьич заехал в Охотный ряд, сам выбрал рыбу и спаржу к
обеду и в двенадцать часов был уже у Дюссо, где ему нужно было быть у троих, как на его
счастье, стоявших в одной гостинице: у Левина, остановившегося тут и недавно приехавшего
из-за границы, у нового своего начальника, только что поступившего на это высшее место и
ревизовавшего Москву, и у зятя Каренина, чтобы его непременно привезти обедать.
Степан Аркадьич любил пообедать, но еще более любил дать обед, небольшой, но
утонченный и по еде, и питью, и по выбору гостей. Программа нынешнего обеда ему очень
понравилась: будут окуни живые, спаржа и la piece de resistance – чудесный, но простой
ростбиф и сообразные вины: это из еды и питья. А из гостей будут Кити и Левин, и, чтобы