Page 219 - Анна Каренина

говорил – он тебя встретил, – что ты в каком-то унынии, все о смерти говоришь…
– Да что же, я не перестаю думать о смерти, – сказал Левин. – Правда, что умирать
пора. И что все это вздор. Я по правде тебе скажу: я мыслью своею и работой ужасно
дорожу, но в сущности – ты подумай об этом: ведь весь этот мир наш – это маленькая
плесень, которая наросла на крошечной планете. А мы думаем, что у нас может быть
что-нибудь великое, – мысли, дела! Все это песчинки.
– Да это, брат, старо, как мир!
– Старо, но знаешь, когда это поймешь ясно, то как-то все делается ничтожно. Когда
поймешь, что нынче-завтра умрешь и ничего не останется, то так все ничтожно! И я считаю
очень важной свою мысль, а она оказывается так же ничтожна, если бы даже исполнить ее,
как обойти эту медведицу. Так и проводишь жизнь, развлекаясь охотой, работой, – чтобы
только не думать о смерти.
Степан Аркадьич тонко и ласково улыбался, слушая Левина.
– Ну, разумеется! Вот ты и пришел ко мне. Помнишь, ты нападал на меня за то, что я
ищу в жизни наслаждений?
Не будь, о моралист, так строг!…
– Нет, все-таки в жизни хорошее есть то… – Левин запутался. – Да я не знаю. Знаю
только, что помрем скоро.
– Зачем же скоро?
– И знаешь, прелести в жизни меньше, когда думаешь о смерти, – но спокойнее.
– Напротив, на последях еще веселей. Ну, однако, мне пора, – сказал Степан Аркадьич,
вставая в десятый раз.
– Да нет, посиди! – говорил Левин, удерживая его. – Теперь когда же увидимся? Я
завтра еду.
– Я-то хорош! Я затем приехал… Непременно приезжай нынче ко мне обедать. Брат
твой будет, Каренин, мой зять, будет.
– Разве он здесь? – сказал Левин и хотел спросить про Кити. Он слышал, что она была в
начале зимы в Петербурге у своей сестры, жены дипломата, и не знал, вернулась ли она, или
нет, но раздумал расспрашивать. «Будет, не будет – все равно».
– Так приедешь?
– Ну, разумеется.
– Так в пять часов и в сюртуке.
И Степан Аркадьич встал и пошел вниз к новому начальнику. Инстинкт не обманул
Степана Аркадьича. Новый страшный начальник оказался весьма обходительным человеком,
и Степан Аркадьич позавтракал с ним и засиделся так, что только в четвертом часу попал к
Алексею Александровичу.

VIII

Алексей Александрович, вернувшись от обедни, проводил все утро дома. В это утро
ему предстояло два дела: во-первых, принять и направить отправлявшуюся в Петербург и
находившуюся теперь в Москве депутацию инородцев; во-вторых, написать обещанное
письмо адвокату. Депутация, хотя и вызванная по инициативе Алексея Александровича,
представляла много неудобств и даже опасностей, и Алексей Александрович был очень рад,
что застал ее в Москве. Члены этой депутации не имели ни малейшего понятия о своей роли
и обязанности. Они были наивно уверены, что их дело состоит в том, чтоб излагать свои
нужды и настоящее положение вещей, прося помощи правительства, и решительно не
понимали, что некоторые заявления и требования их поддерживали враждебную партию и
потому губили все дело. Алексей Александрович долго возился с ними, написал им
программу, из которой они не должны были выходить, и, отпустив их, написал письма в
Петербург для направления депутации. Главным помощником в этом деле должна была быть
графиня Лидия Ивановна. Она была специалистка в деле депутаций, и никто, как она, не