Page 26 - Анна Каренина

любовью жену, как бы ты ни уважал ее. А тут вдруг подвернется любовь, и ты пропал,
пропал! – с унылым отчаянием проговорил Степан Аркадьич.
Левин усмехнулся.
– Да, и пропал, – продолжал Облонский. – Но что же делать?
– Не красть калачей.
Степан Аркадьич рассмеялся.
– О моралист! Но ты пойми, есть две женщины: одна настаивает только на своих
правах, и права эти твоя любовь, которой ты не можешь ей дать; а другая жертвует тебе всем
и ничего не требует. Что тебе делать? Как поступить? Тут страшная драма.
– Если ты хочешь мою исповедь относительно этого, то я скажу тебе, что не верю,
чтобы тут была драма. И вот почему. По-моему, любовь… обе любви, которые, помнишь, –
Платон определяет в своем «Пире», обе любви служат пробным камнем для людей. Одни
люди понимают только одну, другие другую. И те, что понимают только неплатоническую
любовь, напрасно говорят о драме. При такой любви не может быть никакой драмы.
«Покорно вас благодарю за удовольствие, мое почтенье», вот и вся драма. А для
платонической любви не может быть драмы, потому что в такой любви все ясно и чисто,
потому что…
В эту минуту Левин вспомнил о своих грехах и о внутренней борьбе, которую он
пережил. И он неожиданно прибавил:
– А впрочем, может быть, ты и прав. Очень может быть… Но я не знаю, решительно не
знаю.
– Вот видишь ли, – сказал Степан Аркадьич, – ты очень цельный человек. Это твое
качество и твой недостаток. Ты сам цельный характер и хочешь, чтобы вся жизнь слагалась
из цельных явлений, а этого не бывает. Ты вот презираешь общественную служебную
деятельность, потому что тебе хочется, чтобы дело постоянно соответствовало цели, а этого
не бывает. Ты хочешь тоже, чтобы деятельность одного человека всегда имела цель, чтобы
любовь и семейная жизнь всегда были одно. А этого не бывает. Все разнообразие, вся
прелесть, вся красота жизни слагается из тени и света.
Левин вздохнул и ничего не ответил. Он думал о своем и не слушал Облонского.
И вдруг они оба почувствовали, что хотя они и друзья, хотя они обедали вместе и пили
вино, которое должно было бы еще более сблизить их, но что каждый думает только о своем,
и одному до другого нет дела. Облонский уже не раз испытывал это случающееся после
обеда крайнее раздвоение вместо сближения и знал, что надо делать в этих случаях.
– Счет! – крикнул он и вышел в соседнюю залу, где тотчас же встретил знакомого
адъютанта и вступил с ним в разговор об актрисе и ее содержателе. И тотчас же в разговоре с
адъютантом Облонский почувствовал облегчение и отдохновение от разговора с Левиным,
который вызывал его всегда на слишком большое умственное и душевное напряжение.
Когда татарин явился со счетом в двадцать шесть рублей с копейками и с дополнением
на водку, Левин, которого в другое время, как деревенского жителя, привел бы в ужас счет
на его долю в четырнадцать рублей, теперь не обратил внимания на это, расплатился и
отправился домой, чтобы переодеться и ехать к Щербацким, где решится его судьба.

XII

Княжне Кити Щербацкой было восемнадцать лет. Она выезжала первую зиму. Успехи
ее в свете были больше, чем обеих ее старших сестер, и больше, чем даже ожидала княгиня.
Мало того, что юноши, танцующие на московских балах, почти все были влюблены в Кити,
уже в первую зиму представились две серьезные партии: Левин и, тотчас же после его
отъезда, граф Вронский.
Появление Левина в начале зимы, его частые посещения и явная любовь к Кити были
поводом к первым серьезным разговорам между родителями Кити о ее будущности и к
спорам между князем и княгинею. Князь был на стороне Левина, говорил, что он ничего не