Page 31 - Анна Каренина

– Извините меня, графиня, но я, право, ничего этого не знаю и ничего не могу вам
сказать, – сказал он и оглянулся на входившего вслед за дамой военного.
«Это должен быть Вронский», – подумал Левин и, чтоб убедиться в этом, взглянул на
Кити. Она уже успела взглянуть на Вронского и оглянулась на Левина. И по одному этому
взгляду невольно просиявших глаз ее Левин понял, что она любила этого человека, понял так
же верно, как если б она сказала ему это словами. Но что же это за человек?
Теперь, – хорошо ли это, дурно ли, – Левин не мог не остаться, ему нужно было узнать,
что за человек был тот, кого она любила.
Есть люди, которые, встречая своего счастливого в чем бы то ни было соперника,
готовы сейчас же отвернуться от всего хорошего, что есть в нем, и видеть в нем одно дурное;
есть люди, которые, напротив, более всего желают найти в этом счастливом сопернике те
качества, которыми он победил их и ищут в нем со щемящею болью в сердце одного
хорошего. Левин принадлежал к таким людям. Но ему нетрудно было отыскать хорошее и
привлекательное во Вронском. Оно сразу бросилось ему в глаза. Вронский был невысокий,
плотно сложенный брюнет, с добродушно-красивым, чрезвычайно спокойным и твердым
лицом. В его лице и фигуре, от коротко обстриженных черных волос и свежевыбритого
подбородка до широкого с иголочки нового мундира, все было просто и вместе изящно. Дав
дорогу входившей даме, Вронский подошел к княгине и потом к Кити.
В то время как он подходил к ней, красивые глаза его особенно нежно заблестели, и с
чуть заметною счастливою и скромно-торжествующею улыбкой (так показалось Левину),
почтительно и осторожно наклонясь над нею, он протянул ей свою небольшую, но широкую
руку.
Со всеми поздоровавшись и сказав несколько слов, он сел, ни разу не взглянув на не
спускавшего с него глаз Левина.
– Позвольте вас познакомить, – сказала княгиня, указывая на Левина. – Константин
Дмитрич Левин. Граф Алексей Кириллович Вронский.
Вронский встал и, дружелюбно глядя в глаза Левину, пожал ему руку.
– Я нынче зимой должен был, кажется, обедать с вами, – сказал он, улыбаясь своею
простою и открытою улыбкой, – но вы неожиданно уехали в деревню.
– Константин Дмитрич презирает и ненавидит город и нас, горожан, – сказала графиня
Нордстон.
– Должно быть, мои слова на вас сильно действуют, что вы их так помните, – сказал
Левин и, вспомнив, что он уже сказал это прежде, покраснел.
Вронский взглянул на Левина и графиню Нордстон и улыбнулся.
– А вы всегда в деревне? – спросил он. – Я думаю, зимой скучно?
– Не скучно, если есть занятия, да и с самим собой не скучно, – резко ответил Левин.
– Я люблю деревню, – сказал Вронский, замечая и делая вид, что не замечает тона
Левина.
– Но надеюсь, граф, что вы бы не согласились жить всегда в деревне, – сказала графиня
Нордстон.
– Не знаю, я не пробовал подолгу. Я испытывал странное чувство, – продолжал он. – Я
нигде так не скучал по деревне, русской деревне, с лаптями и мужиками, как прожив с
матушкой зиму в Ницце. Ницца сама по себе скучна, вы знаете. Да и Неаполь, Сорренто
хорошо только на короткое время. И именно там особенно живо вспоминается Россия, и
именно деревня… Они точно как…
Он говорил, обращаясь и к Кити и к Левину и переводя с одного на другого свой
спокойный и дружелюбный взгляд, – говорил, очевидно, что приходило в голову.
Заметив, что графиня Нордстон хотела что-то сказать, он остановился, не досказав
начатого, и стал внимательно слушать ее.
Разговор не умолкал ни на минуту, так что старой княгине, всегда имевшей про запас,
на случай неимения темы, два тяжелые орудия: классическое и реальное образование и
общую воинскую повинность, не пришлось выдвигать их, а графине Нордстон не пришлось