Page 34 - Анна Каренина

плача.
Она, счастливая, довольная после разговора с дочерью, пришла к князю проститься по
обыкновению, хотя она не намерена была говорить ему о предложении Левина и отказе
Кити, но намекнула мужу на то, что ей кажется дело с Вронским совсем конченным, что оно
решится, как только приедет его мать. И тут-то, на эти слова, князь вдруг вспылил и начал
выкрикивать неприличные слова.
– Что вы сделали? А вот что: во-первых, вы заманиваете жениха, и вся Москва будет
говорить, и резонно. Если вы делаете вечера, так зовите всех, а не избранных женишков.
Позовите всех этих тютьков (так князь называл московских молодых людей), позовите
тапера, в пускай пляшут, а не так, как нынче, – женишков, и сводить. Мне видеть мерзко,
мерзко, и вы добились, вскружили голову девчонке. Левин в тысячу раз лучше человек. А
это франтик петербургский, их на машине делают, они все на одну стать, и все дрянь. Да
хоть бы он принц крови был, моя дочь ни в ком не нуждается!
– Да что же я сделала?
– А то… – с гневом вскрикнул князь.
– Знаю я, что если тебя слушать, – перебила княгиня, – то мы никогда не отдадим дочь
замуж. Если так, то надо в деревню уехать…
– И лучше уехать.
– Да постой. Разве я заискиваю? Я нисколько не заискиваю. А молодой человек, и
очень хороший, влюбился, и она, кажется…
– Да, вот вам кажется! А как она в самом деле влюбится, а он столько же думает
жениться, как я?… Ох! не смотрели бы мои глаза!… «Ах, спиритизм, ах, Ницца, ах, на
бале…» – И князь, воображая, что он представляет жену, приседал на каждом слове. – А вот,
как сделаем несчастье Катеньки, как она в самом деле заберет в голову…
– Да почему же ты думаешь?
– Я не думаю, а знаю; на это глаза есть у нас, а не у баб. Я вижу человека, который
имеет намерения серьезные, это Левин; и вижу перепела, как этот щелкопер, которому
только повеселиться.
– Ну, уж ты заберешь в голову…
– А вот вспомнишь, да поздно, как с Дашенькой.
– Ну, хорошо, хорошо, не будем говорить, – остановила его княгиня, вспомнив про
несчастную Долли…
– И прекрасно, и прощай!
И, перекрестив друг друга и поцеловавшись, но чувствуя, что каждый остался при
своем мнении, супруги разошлись.
Княгиня была сперва твердо уверена, что нынешний вечер решил судьбу Кити и что не
может быть сомнения в намерениях Вронского; но слова мужа смутили ее.
И, вернувшись к себе, она, точно так же как и Кити, с ужасом пред неизвестностью
будущего, несколько раз повторила в душе: «Господи помилуй, господи помилуй, господи
помилуй!»

XVI

Вронский никогда не знал семейной жизни. Мать его была в молодости блестящая
светская женщина, имевшая во время замужества, и в особенности после, много романов,
известных всему свету. Отца своего он почти не помнил и был воспитан в Пажеском
корпусе.
Выйдя очень молодым блестящим офицером из школы, он сразу попал в колею
богатых петербургских военных. Хотя он и ездил изредка в петербургский свет, все
любовные интересы его были вне света.
В Москве в первый раз он испытал, после роскошной и грубой петербургской жизни,
прелесть сближения со светскою милою и невинною девушкой, которая полюбила его. Ему и