Page 357 - Анна Каренина

– А, они уже приехали! – сказала Анна, глядя на верховых лошадей, которых только
что отводили от крыльца. – Не правда ли, хороша эта лошадь? Это коб. Моя любимая.
Подведи ее сюда, и дайте сахару. Граф где? – спросила она у выскочивших двух парадных
лакеев. – А, вот и он! – сказала она, увидев выходившего навстречу ей Вронского с
Весловским.
– Где вы поместите княгиню? – сказал Вронский по-французски, обращаясь к Анне, и,
не дождавшись ответа, еще раз поздоровался с Дарьей Александровной и теперь поцеловал
ее руку. – Я думаю, в большой балконной?
– О нет, это далеко! Лучше в угловой, мы больше будем видеться. Ну, пойдем, –
сказала Анна, дававшая вынесенный ей лакеем сахар любимой лошади.
– Et vous oubliez votre devoir, – сказала она вышедшему тоже на крыльцо Весловскому.
– Pardon, j'en ai tout plein les poches, – улыбаясь, отвечал он, опуская пальцы в жилетный
карман.
– Mais vois venez trop tard, – сказала она, обтирая платком руку, которую ей намочила
лошадь, бравшая сахар. Анна обратилась к Долли: – Ты надолго ли? На один день? Это
невозможно!
– Я так обещала, и дети… – сказала Долли, чувствуя себя смущенною и оттого, что ей
надо было взять мешочек из коляски, и оттого, что она знала, что лицо ее должно быть очень
запылено.
– Нет, Долли, душенька… Ну, увидим. Пойдем, пойдем! – и Анна повела Долли в ее
комнату.
Комната эта была не та парадная, которую предлагал Вронский, а такая, за которую
Анна сказала, что Долли извинит ее. И зта комната, за которую надо было извиняться, была
преисполнена роскоши, в какой никогда не жила Долли и которая напомнила ей лучшие
гостиницы за границей.
– Ну, душенька, как я счастлива! – на минутку присев в своей амазонке подле Долли,
сказала Анна. – Расскажи же мне про своих. Стиву я видела мельком. Но он не может
рассказать про детей. Что моя любимица Таня? Большая девочка, я думаю?
– Да, очень большая, – коротко отвечала Дарья Александровна, сама удивляясь, что она
так холодно отвечает о своих детях. – Мы прекрасно живем у Левиных, – прибавила она.
– Вот если б я знала, – сказала Анна, – что ты меня не презираешь… Вы бы все
приехали к нам. Ведь Стива старый и большой друг с Алексеем, – прибавила она и вдруг
покраснела.
– Да, но мы так хорошо… – смутясь, отвечала Долли.
– Да впрочем, это я от радости говорю глупости. Одно, душенька, как я тебе рада! –
сказала Анна, опять целуя ее. – Ты еще мне не сказала, как и что ты думаешь обо мне, а я все
хочу знать. Но я рада, что ты меня увидишь, какая я есть. Мне, главное, не хотелось бы,
чтобы думали, что я что-нибудь хочу доказать. Я ничего не хочу доказывать, я просто хочу
жить; никому не делать зла, кроме себя. Это я имею право, не правда ли? Впрочем, это
длинный разговор, и мы еще обо всем хорошо переговорим. Теперь пойду одеваться, а тебе
пришлю девушку.

XIX

Оставшись одна, Дарья Александровна взглядом хозяйки осмотрела свою комнату. Все,
что она видела, подъезжая к дому и проходя через него, и теперь в своей комнате, все
производило в ней впечатление изобилия и щегольства и той новой европейской роскоши,
про которые она читала только в английских романах, но никогда не видала еще в России и в
деревне. Все было ново, начиная от французских новых обой до ковра, которым была
обтянута вся комната. Постель была пружинная с матрасиком и с особенным изголовьем и
канаусовыми наволочками на маленьких подушках. Мраморный умывальник, туалет,
кушетка, столы, бронзовые часы на камине, гардины и портьеры – все это было дорогое и