Page 362 - Анна Каренина

они вошли в первую большую комнату. Стены были оштукатурены под мрамор, огромные
цельные окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен, и столяры,
строгавшие поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их
волоса, поздороваться с господами.
– Это приемная, – сказал Вронский. – Здесь будет пюпитр, стол, шкаф и больше ничего.
– Сюда, здесь пройдемте. Не подходи к окну, – сказала Анна, пробуя, высохла ли
краска. – Алексей, краска уже высохла, – прибавила она.
Из приемной они прошли в коридор. Здесь Вронский показал им устроенную
вентиляцию новой системы. Потом он показал ванны мраморные, постели с
необыкновенными пружинами. Потом показал одну за другою палаты, кладовую, комнату
для белья, потом печи нового устройства, потом тачки такие, которые не будут производить
шума, подвозя по коридору нужные вещи, и много другого. Свияжский оценивал все, как
человек, знающий все новые усовершенствования. Долли просто удивлялась не виданному
ею до сих пор и, желая все понять, обо всем подробно спрашивала, что доставляло очевидное
удовольствие Вронскому.
– Да, я думаю, что это будет в России единственная вполне правильно устроенная
больница, – сказал Свияжский.
– А не будет у вас родильного отделения? – спросила Долли. – Это так нужно в
деревне. Я часто…
Несмотря на свою учтивость, Вронский перебил ее.
– Это не родильный дом, но больница, и назначается для всех болезней, кроме
заразительных, – сказал он. – А вот это взгляните… – и он подкатил к Дарье Александровне
вновь выписанное кресло для выздоравливающих. – Вы посмотрите. – Он сел в кресло и стал
двигать его. – Он не может ходить, слаб еще или болезнь ног, но ему нужен воздух, и он
ездит, катается…
Дарья Александровна всем интересовалась, все ей очень нравилось, но более всего ей
нравился сам Вронский с этим натуральным наивным увлечением. «Да, это очень милый,
хороший человек», – думала она иногда, не слушая его, а глядя на него и вникая в его
выражение и мысленно переносясь в Анну. Он так ей нравился теперь в своем оживлении,
что она понимала, как Анна могла влюбиться в него.

XXI

– Нет, я думаю, княгиня устала, и лошади ее не интересуют, – сказал Вронский Анне,
предложившей пройти до конного завода, где Свияжский хотел видеть нового жеребца. – Вы
подите, а я провожу княгиню домой, и мы поговорим, – сказал он, – если вам приятно, –
обратился он к ней.
– В лошадях я ничего не понимаю, и я очень рада, – сказала несколько удивленная
Дарья Александровна.
Она видела по лицу Вронского, что ему чего-то нужно было от нее. Она не ошиблась.
Как только они вошли через калитку опять в сад, он посмотрел в ту сторону, куда пошла
Анна, и, убедившись, что она не может ни слышать, ни видеть их, начал:
– Вы угадали, что мне хотелось поговорить с вами? – сказал он, смеющимися глазами
глядя на нее. – Я не ошибаюсь, что вы друг Анны. – Он снял шляпу и, достав платок, отер им
свою плешивевшую голову.
Дарья Александровна ничего не ответила и только испуганно поглядела на него. Когда
она осталась с ним наедине, ей вдруг сделалось страшно: смеющиеся глаза и строгое
выражение лица пугали ее.
Самые разнообразные предположения того, о чем он сбирается говорить с нею,
промелькнули у нее в голове: «Он станет просить меня переехать к ним гостить с детьми, и я
должна буду отказать ему; или о том, чтобы я в Москве составила круг для Анны… Или не о
Васеньке ли Весловском и его отношениях к Анне? А может быть, о Кити, о том, что он