Page 389 - Анна Каренина

потеряли интерес.
Одна выгода этой городской жизни была та, что ссор здесь, в городе, между ними
никогда не было. Оттого ли, что условия городские другие, или оттого, что они оба стали
осторожнее и благоразумнее в этом отношении, в Москве у них не было ссор из-за ревности,
которых они так боялись, переезжая в город.
В этом отношении случилось даже одно очень важное для них обоих событие, именно
встреча Кити с Вронским.
Старуха княгиня Марья Борисовна, крестная мать Кити, всегда очень ее любившая,
пожелала непременно видеть ее. Кити, никуда по своему положению не ездившая, поехала с
отцом к почтенной старухе и встретила у ней Вронского.
Кити при этой встрече могла упрекнуть себя только в том, что на мгновение, когда она
узнала в штатском платье столь знакомые ей когда-то черты, у ней прервалось дыхание,
кровь прилила к сердцу, и яркая краска, она чувствовала это, выступила на лицо. Но это
продолжалось лишь несколько секунд. Еще отец, нарочно громко заговоривший с Вронским,
не кончил своего разговора, как она была уже вполне готова смотреть на Вронского,
говорить с ним, если нужно, точно так же, как она говорила с княгиней Марьей Борисовной,
и главное, так, чтобы все до последней интонации и улыбки было одобрено мужем, которого
невидимое присутствие она как будто чувствовала над собой в эту минуту.
Она сказала с ним несколько слов, даже спокойно улыбнулась на его шутку о выборах,
которые он назвал «наш парламент». (Надо было улыбнуться, чтобы показать, что она
поняла шутку.) Но тотчас же она отвернулась к княгине Марье Борисовне и ни разу не
взглянула на него, пока он не встал, прощаясь; тут она посмотрела на него, но, очевидно,
только потому, что неучтиво не смотреть на человека, когда он кланяется.
Она благодарна была отцу за то, что он ничего не сказал ей о встрече с Вронским; но
она видела по особенной нежности его после визита, во время обычной прогулки, что он был
доволен ею. Она сама была довольна собою. Она никак не ожидала, чтоб у нее нашлась эта
сила задержать где-то в глубине души все воспоминания прежнего чувства к Вронскому и не
только казаться, но и быть к нему вполне равнодушною и спокойною.
Левин покраснел гораздо больше ее, когда она сказала ему, что встретила Вронского у
княгини Марьи Борисовны. Ей очень трудно было сказать это ему, но еще труднее было
продолжать говорить о подробностях встречи, так как он не спрашивал ее, а только,
нахмурившись, смотрел на нее.
– Мне очень жаль, что тебя не было, – сказала она. – Не то, что тебя не было в
комнате… я бы не была так естественна при тебе… Я теперь краснею гораздо больше,
гораздо, гораздо больше, – говорила она, краснея до слез. – Но что ты не мог видеть в щелку.
Правдивые глаза сказали Левину, что она была довольна собою, и он, несмотря на то,
что она краснела, тотчас же успокоился и стал расспрашивать ее, чего только она и хотела.
Когда он узнал все, даже до той подробности, что она только в первую секунду не могла не
покраснеть, но что потом ей было так же просто и легко, как с первым встречным, Левин
совершенно повеселел и сказал, что он очень рад этому и теперь уже не поступит так глупо,
как на выборах, а постарается при первой встрече с Вронским быть как можно дружелюбнее.
– Так мучительно думать, что есть человек почти враг, с которым тяжело встречаться, –
сказал Левин. – Я очень, очень рад.

II

– Так заезжай, пожалуйста, к Болям, – сказала Кити мужу, когда он в одиннадцать
часов, пред тем как уехать из дома, зашел к ней. – Я знаю, что ты обедаешь в клубе, папа
тебя записал. А утро что ты делаешь?
– Я к Катавасову только, – отвечал Левин.
– Что же так рано?
– Он обещал меня познакомить с Метровым. Мне хотелось поговорить с ним о моей