Page 384 - Анна Каренина

Левин подошел к двери в залу: она была заперта. Секретарь постучался, дверь
отворилась, и навстречу Левину проюркнули два раскрасневшиеся помещика.
– Мочи моей нет, – сказал один раскрасневшийся помещик.
Вслед за помещиком высунулось лицо губернского предводителя. Лицо это было
страшно от изнеможения и страха.
– Я тебе сказал не выпускать! – крикнул он сторожу.
– Я впустил, ваше превосходительство!
– Господи! – и, тяжело вздохнув, губернский предводитель, устало шмыгая в своих
белых панталонах, опустив голову, пошел по средине залы к большому столу.
Неведовскому переложили, как и было рассчитано, и он был губернским
предводителем. Многие были веселы, многие были довольны, счастливы, многие в восторге,
многие недовольны и несчастливы. Губернский предводитель был в отчаянии, которого он
не мог скрыть. Когда Неведовский пошел из залы, толпа окружила его и восторженно
следовала за ним, так же как она следовала в первый день за губернатором, открывшим
выборы, и так же как она следовала за Снетковым, когда тот был выбран.

XXXI

Вновь избранный губернский предводитель и многие из торжествующей партии новых
обедали в этот день у Вронского.
Вронский приехал на выборы и потому, что ему было скучно в деревне и нужно было
заявить свои права на свободу пред Анной, и для того, чтоб отплатить Свияжскому
поддержкой на выборах за все его хлопоты для Вронского на земских выборах, и более всего
для того, чтобы строго исполнить все обязанности того положения дворянина и
землевладельца, которые он себе избрал. Но он никак не ожидал, чтоб это дело выборов так
заняло его, так забрало за живое и чтоб он мог так хорошо делать это дело. Он был
совершенно новый человек в кругу дворян, но, очевидно, имел успех и не ошибался, думая,
что приобрел уже влияние между дворянами. Влиянию его содействовало: его богатство и
знатность; прекрасное помещение в городе, которое уступил ему старый знакомый, Ширков,
занимавшийся финансовыми делами и учредивший процветающий банк в Кашине; отличный
повар Вронского, привезенный из деревни; дружба с губернатором, который был товарищем,
и еще покровительствуемым товарищем, Вронского; а более всего – простые, ровные ко всем
отношения, очень скоро заставившие большинство дворян изменить суждение о его мнимой
гордости. Он чувствовал сам, что, кроме этого шального господина, женатого на Кити
Щербацкой, который a propos de bottes с бешеною злобой наговорил ему кучу ни к чему
нейдущих глупостей, каждый дворянин, с которым он знакомился, делался его сторонником.
Он ясно видел, и другие признавали это, что успеху Неведовского очень много содействовал
он. И теперь у себя за столом, празднуя выбор Неведовского, он испытывал приятное
чувство торжества за своего избранника. Самые выборы так заманили его, что, если он будет
женат к будущему трехлетию, он и сам подумывал баллотироваться, – вроде того, как после
выигрыша приза чрез жокея ему захотелось скакать самому.
Теперь же праздновался выигрыш жокея. Вронский сидел в голове стола, по правую
руку его сидел молодой губернатор, свитский генерал. Для всех это был хозяин губернии,
торжественно открывавший выборы, говоривший речь и возбуждавший и уважение и
раболепность во многих, как видел Вронский; для Вронского же это был Маслов Катька, –
такое было у него прозвище в Пажеском корпусе, – конфузившийся пред ним, и которого
Вронский старался mettre a son aise. По левую руку сидел Неведовский со своим юным,
непоколебимым и ядовитым лицом. С ним Вронский был прост и уважителен.
Свияжский переносил свою неудачу весело. Это даже не была неудача для него, как он
и сам сказал, с бокалом обращаясь к Неведовскому: лучше нельзя было найти представителя
того нового направления, которому должно последовать дворянство. И потому все честное,
как он сказал, стояло на стороне нынешнего успеха и торжествовало его.