Page 394 - Анна Каренина

поэта Мента на этот юбилей и несколько слов в благодарность стихотворцу. Потом
Катавасов своим громким, крикливым голосом прочел свою записку об ученых трудах
юбиляра.
Когда Катавасов кончил, Левин посмотрел на часы, увидал, что уже второй час, и
подумал, что он не успеет до концерта прочесть Метрову свое сочинение, да теперь ему уж и
не хотелось этого. Он во время чтения думал тоже о бывшем разговоре. Ему теперь ясно
было, что хотя мысли Метрова, может быть, и имеют значение, но и его мысли также имеют
значение; мысли эти могут уясниться и привести к чему-нибудь, только когда каждый будет
отдельно работать на избранном пути, а из сообщения этих мыслей ничего выйти не может.
И, решившись отказаться от приглашения Метрова, Левин в конце заседания подошел к
нему. Метров познакомил Левина с председателем, с которым он говорил о политической
новости. При этом Метров рассказал председателю то же, что он рассказывал Левину, а
Левин сделал те же замечания, которые он уже делал нынче утром, но для разнообразия
высказал и свое новое мнение, которое тут же пришло ему в голову. После этого начался
разговор опять об университетском вопросе. Так как Левин уже все это слышал, он
поторопился сказать Метрову, что сожалеет, что не может воспользоваться его
приглашением, раскланялся и поехал ко Львову.

IV

Львов, женатый на Натали, сестре Кити, всю свою жизнь провел в столицах и за
границей, где он и воспитывался и служил дипломатом.
В прошлом году он оставил дипломатическую службу, не по неприятности (у него
никогда ни с кем не бывало неприятностей), и перешел на службу в дворцовое ведомство в
Москву, для того чтобы дать наилучшее воспитание своим двум мальчикам.
Несмотря на самую резкую противоположность в привычках и во взглядах и на то, что
Львов был старше Левина, они в эту зиму очень сошлись и полюбили друг друга.
Львов был дома, и Левин без доклада вошел к нему.
Львов в домашнем сюртуке с поясом, в замшевых ботинках сидел на кресле и в
pince-nez с синими стеклами читал книгу, стоявшую на пюпитре, осторожно на отлете держа
красивою рукой до половины испеплившуюся сигару.
Прекрасное, тонкое и молодое еще лицо его, которому курчавые блестящие серебряные
волосы придавали еще более породистое выражение, просияло улыбкой, когда он увидел
Левина.
– Отлично! А я хотел к вам посылать. Ну, что Кити? Садитесь сюда, спокойнее… – Он
встал и подвинул качалку. – Читали последний циркуляр в «Journal de St.-Petersbourg»? Я
нахожу прекрасно, – сказал он с несколько французским акцентом.
Левин рассказал слышанное от Катавасова о том, что говорят в Петербурге, и,
поговорив о политике, рассказал про свое знакомство с Метровым и поездку в заседание.
Львова это очень заинтересовало.
– Вот я завидую вам, что у вас есть входы в этот интересный ученый мир, – сказал он.
И, разговорившись, как обыкновенно, тотчас же перешел на более удобный ему французский
язык. – Правда, что мне и некогда. Моя и служба и занятия детьми лишают меня этого; а
потом я не стыжусь сказать, что мое образование слишком недостаточно.
– Этого я не думаю, – сказал Левин с улыбкой и, как всегда, умиляясь на его низкое
мнение о себе, отнюдь не напущенное на себя из желания казаться или даже быть скромным,
но совершенно искреннее.
– Ах, как же! Я теперь чувствую, как я мало образован. Мне для воспитания детей даже
нужно много освежить в памяти и просто выучиться. Потому что мало того, чтобы были
учителя, нужно, чтобы был наблюдатель, как в вашем хозяйстве нужны работники и
надсмотрщик. Вот я читаю, – он показал грамматику Буслаева, лежавшую на пюпитре, –
требуют от Миши, и это так трудно… Ну вот объясните мне. Здесь он говорит…