Page 44 - Анна Каренина

которых менее трудно и скучно…
– Как может быть вам скучно на бале?
– Отчего же мне не может быть скучно на бале? – спросила Анна.
Кити заметила, что Анна знала, какой последует ответ.
– Оттого, что вы всегда лучше всех.
Анна имела способность краснеть. Она покраснела и сказала:
– Во-первых, никогда; а во-вторых, если б это и было, то зачем мне это?
– Вы поедете на этот бал? – спросила Кити.
– Я думаю, что нельзя будет не ехать. Вот это возьми, – сказала она Тане, которая
стаскивала легко сходившее кольцо с ее белого, тонкого в конце пальца.
– Я очень рада буду, если вы поедете – Я бы так хотела вас видеть на бале.
– По крайней мере, если придется ехать, я буду утешаться мыслью, что это сделает вам
удовольствие… Гриша, не тереби, пожалуйста, они и так все растрепались, – сказала она,
поправляя выбившуюся прядь волос, которою играл Гриша.
– Я вас воображаю на бале в лиловом.
– Отчего же непременно в лиловом? – улыбаясь, спросила Анна. – Ну, дети, идите,
идите. Слышите ли? Мисс Гуль зовет чай пить, – сказала она, отрывая от себя детей и
отправляя их в столовую.
– А я знаю, отчего вы зовете меня на бал. Вы ждете много от этого бала, и вам хочется,
чтобы все тут были, все принимали участие.
– Почем вы знаете? Да.
– О! как хорошо ваше время, – продолжала Анна. – Помню и знаю этот голубой туман,
вроде того, что на горах в Швейцарии. Этот туман, который покрывает все в блаженное то
время, когда вот-вот кончится детство, и из этого огромного круга, счастливого, веселого,
делается путь все уже и уже, и весело и жутко входить в эту анфиладу, хотя она кажется и
светлая и прекрасная… Кто не прошел через это?
Кити молча улыбалась. «Но как же она прошла через это? Как бы я желала знать весь ее
роман», – подумала Кити, вспоминая непоэтическую наружность Алексея Александровича,
ее мужа.
– Я знаю кое-что. Стива мне говорил, и поздравляю вас, он мне очень нравится, –
продолжала Анна, – я встретила Вронского на железной дороге.
– Ах, он был там? – опросила Кити покраснев. – Что же Стива сказал вам?
– Стива мне все разболтал. И я очень была бы рада. Я ехала вчера с матерью
Вронского, – продолжала она, – и мать, не умолкая, говорила мне про него; это ее любимец;
я знаю, как матери пристрастны, но…
– Что ж мать рассказывала вам?
– Ах, много! И я знаю, что он ее любимец, но все-таки видно, что это рыцарь… Ну,
например, она рассказывала, что он хотел отдать все состояние брату, что он в детстве еще
что-то необыкновенное сделал, спас женщину из воды. Словом, герой, – сказала Анна,
улыбаясь и вспоминая про эти двести рублей, которые он дал на станции.
Но она не рассказала про эти двести рублей. Почему-то ей неприятно было вспоминать
об этом. Она чувствовала, что в этом было что-то касающееся до нее и такое, чего не должно
было быть.
– Она очень просила меня поехать к ней, – продолжала Анна, – и я рада повидать
старушку и завтра поеду к ней. Однако, слава богу, Стива долго остается у Долли в кабинете,
– прибавила Анна, переменяя разговор и вставая, как показалось Кити, чем-то недовольная,
– Нет, я прежде! нет, я! – кричали дети, окончив чай и выбегая к тете Анне.
– Все вместе! – сказала Анна и, смеясь, побежала им навстречу и обняла и повалила
всю эту кучу копошащихся и визжащих от восторга детей…

XXI