Page 39 - Анна Каренина

– Ну, что, maman, вы совершенно здоровы? – повторил он, обращаясь к матери.
– Все хорошо, прекрасно. Alexandre очень был мил. И Marie очень хороша стала. Она
очень интересна.
И опять начала рассказывать о том, что более всего интересовало ее, о крестинах внука,
для которых она ездила в Петербург, и про особенную милость государя к старшему сыну.
– Вот и Лаврентий, – сказал Вронский, глядя в окно, – теперь пойдемте, если угодно.
Старый дворецкий, ехавший с графиней, явился в вагон доложить, что все готово, и
графиня поднялась, чтоб идти.
– Пойдемте, теперь мало народа, – сказал Вронский.
Девушка взяла мешок и собачку, дворецкий и артельщик другие мешки. Вронский взял
под руку мать; но когда они уже выходили из вагона, вдруг несколько человек с
испуганными лицами пробежали мимо. Пробежал и начальник станции в своей
необыкновенного цвета фуражке. Очевидно, что-то случилось необыкновенное. Народ от
поезда бежал назад.
– Что?… Что?… Где?… Бросился!… задавило!… – слышалось между проходившими.
Степан Аркадьич с сестрой под руку, тоже с испуганными лицами, вернулись и
остановились, избегая народ, у входа в вагон.
Дамы вошли в вагон, а Вронский со Степаном Аркадьичем пошли за народом узнавать
подробности несчастия.
Сторож, был ли он пьян, или слишком закутан от сильного мороза, не слыхал
отодвигаемого задом поезда, и его раздавили.
Еще прежде чем вернулись Вронский и Облонский, дамы узнали эти подробности от
дворецкого.
Облонский и Вронский оба видели обезображенный труп. Облонский, видимо,
страдал… Он морщился и, казалось, готов был плакать.
– Ах, какой ужас! Ах, Анна, если бы ты видела! Ах, какой ужас! – приговаривал он.
Вронский молчал, и красивое лицо его было серьезно, но совершенно спокойно.
– Ах, если бы вы видели, графиня, – говорил Степан Аркадьич. – И жена его тут…
Ужасно видеть ее… Она бросилась на тело. Говорят, он один кормил огромное семейство.
Вот ужас!
– Нельзя ли что-нибудь сделать для нее? – взволнованным шепотом сказала Каренина.
Вронский взглянул на нее и тотчас же вышел из вагона.
– Я сейчас приду, maman, – прибавил он, обертываясь в дверях.
Когда он возвратился через несколько минут, Степан Аркадьич уже разговаривал с
графиней о новой певице, а графиня нетерпеливо оглядывалась на дверь, ожидая сына.
– Теперь пойдемте, – сказал Вронский, входя. Они вместе вышли. Вронский шел
впереди с матерью. Сзади шла Каренина – с братом. У выхода к Вронскому подошел
догнавший его начальник станции.
– Вы передали моему помощнику двести рублей. Потрудитесь обозначить, кому вы
назначаете их?
– Вдове, – сказал Вронский, пожимая плечами. – Я не понимаю, о чем спрашивать.
– Вы дали? – крикнул сзади Облонский и, прижав руку сестры, прибавил: Очень мило,
очень мило! Не правда ли, славный малый? Мое почтение, графиня.
И он с сестрой остановились, отыскивая ее девушку.
Когда они вышли, карета Вронских уже отъехала. Выходившие люди все еще
переговаривались о том, что случилось.
– Вот смерть-то ужасная! – сказал какой-то господин, проходя мимо. – Говорят, на два
куска.
– Я думаю, напротив, самая легкая, мгновенная, – заметил другой.
– Как это не примут мер, – говорил третий.
Каренина села в карету, и Степан Аркадьич с удивлением увидал, что губы ее дрожат и
она с трудом удерживает слезы.