Page 13 - Гобсек

конторы, он мог бы прилично жить на доходы от нее, уплачивать проценты и за десять лет
расквитаться с долгом. Но у меня гроша за душой не было, так как отец у меня мелкий
провинциальный буржуа. Я седьмой по счету в нашей семье, а из всех капиталистов в мире я
был близко знаком только с Гобсеком… Но, представьте, честолюбивое желание и какой-то
слабый луч надежды внушили мне дерзкую мысль обратиться к нему. И вот однажды вечером
я медленным шагом направился на улицу де-Грэ. Сердце у меня сильно билось, когда я
постучался в двери хорошо мне знакомого угрюмого дома. Мне вспомнилось все, что я
слышал от старого скряги в ту пору, когда я и не подозревал, какая мучительная тревога
терзает людей, переступающих порог его жилища. А вот теперь я иду проторенной ими
дорожкой и буду так же просить, как они. «Ну нет, — решил я, — честный человек должен
всегда и везде сохранять свое достоинство. Унижаться из-за денег не стоит. Покажу себя
таким же практичным, как он».
Когда я съехал с квартиры, папаша Гобсек снял мою комнату, чтобы избавиться от
соседей, и велел в своей двери прорезать решетчатое окошечко; меня он впустил только после
того, как разглядел в это окошечко мое лицо.
— Что ж, — сказал он пискливым голоском, — ваш патрон продает контору?
— Откуда вы знаете? Он никому не говорил об этом, кроме меня.
Губы старика раздвинулись, и в углах рта собрались складки, как на оконных занавесках,
но его немую усмешку сопровождал холодный взгляд.
— Только этому я и обязан честью видеть вас у себя, — добавил он сухим тоном и
умолк.
Я сидел как потерянный.
— Выслушайте меня, папаша Гобсек, — заговорил я наконец, изо всех сил стараясь
говорить спокойно, хотя бесстрастный взгляд этого старика, не сводившего с меня светлых
блестящих глаз, смущал меня.
Он сделал жест, означавший: «Говорите!»
— Я знаю, что растрогать вас очень трудно. Поэтому я не стану тратить красноречия,
пытаясь изобразить вам положение нищего клерка, у которого вся надежда только на вас, так
как в целом мире ему не найти близкую душу, которой небезразлична его будущность. Но
оставим близкие души в покое, дела решаются по-деловому, без чувствительных излияний и
всяких нежностей. Положение дел вот какое. Моему патрону контора приносит двадцать
тысяч дохода в год; но я думаю, что в моих руках она будет давать сорок тысяч. Я чувствую:
вот тут есть кое-что, — сказал я, постучав себя пальцем по лбу, и если бы вы согласились
ссудить мне сто пятьдесят тысяч, необходимые для покупки конторы, я в десять лет
расплатился бы с вами.
— Умные речи! — сказал Гобсек и наградил меня рукопожатием. — Никогда еще с тех
пор, как я веду дела, ни один человек так ясно не излагал мне цели своего посещения. А какие
гарантии? — спросил он, смерив меня взглядом, и тут же сам себе ответил: — Никаких,
Сколько вам лет?
— Через десять дней исполнится двадцать пять, Иначе я бы не мог заключать договоры.
— Правильно.
— Ну, так как же?
— Пожалуй!
— Правда? Тогда надо все поскорее устроить, иначе перебьют, дадут дороже.
— Завтра утром принесите метрическую выпись, и мы поговорим о вашем деле. Я
подумаю.
Утром, в восемь часов, я уже был у старика. Он взял у меня метрику, надел очки,
откашлялся, сплюнул, закутался поплотнее в черную свою крылатку и внимательно прочел
всю метрическую выпись, от первого до последнего слова, повертел ее в руках, поглядел на
меня опять, покашлял, заерзал на стуле и сказал:
— Ну что ж, давайте торговаться.
Я затрепетал.