Page 18 - Гобсек

дня на балу у барона Нусингена вы проиграли в карты десять тысяч.
— Милостивый государь, — ответил граф, с редкостной наглостью смерив его
взглядом, — мои дела вас не касаются. Долг платежом красен.
— Верно.
— Мои векселя всегда будут оплачены.
— Возможно.
— И в данном случае весь вопрос сводится для вас к одному: могу я ил и не могу
представить вам достаточный залог под ссуду на ту сумму, которую я хотел бы занять?
— Правильно.
С улицы донесся шум подъезжавшего к дому экипажа.
— Сейчас я принесу вам кое-что, и вы, думается мне, будете вполне удовлетворены, —
сказал де Трай и выбежал из комнаты.
— О сын мой! — воскликнул Гобсек, вскочив и пожимая мне руку. — Если заклад у него
ценный, ты спас мне жизнь! Ведь я чуть не умер! Вербруст и Жигонне вздумали сыграть со
мной шутку. Но благодаря тебе я сам нынче вечером посмеюсь над ними.
В радости этого старика было что-то жуткое. Впервые он так ликовал при мне, и, как ни
мимолетно было это мгновение торжества, оно никогда не изгладится из моей памяти.
— Сделайте одолжение, побудьте-ка здесь, — добавил Гобсек. — Хотя при мне
пистолеты и я уверен в своей меткости, потому что мне случалось и на тигра ходить и на
палубе корабля драться в абордажной схватке не на жизнь, а на смерть, я все-таки побаиваюсь
этого элегантного мерзавца.
Он подошел к письменному столу и сел в кресло. Лицо его вновь стало бледным и
спокойным.
— Так, так! — сказал он, повернувшись ко мне. — Вы, несомненно, увидите сейчас ту
красавицу, о которой я когда-то рассказывал вам. Я слышу в коридоре шаги
аристократических ножек.
В самом деле, молодой франт вошел, ведя под руку даму, и я сразу узнал в ней одну из
дочерей старика Горио, а по описанию Гобсека, ту самую графиню, в чью опочивальню он
проник однажды. Она же сначала не заметила меня, так как я стоял в оконной нише и тотчас
повернулся лицом к стеклу.
Войдя в сырую и темную комнату ростовщика, графиня бросила недоверчивый взгляд на
Максима де Трай. Она была так хороша, что я, невзирая на все ее прегрешения, пожалел ее.
Видно было, что сердце у нее щемит от ужасных мук, и ее гордое лицо с благородными
чертами искажала плохо скрытая боль. Молодой щеголь стал ее злым гением. Я подивился
прозорливости Гобсека, — уже четыре года назад он предугадал судьбу этих двух людей по
первому их векселю. «Вероятно, это чудовище с ангельским лицом, — думал я, — властвует
над ней, пользуясь всеми ее слабостями: тщеславием, ревностью, жаждой наслаждений,
светской суетностью…»
— Да и самые добродетели этой женщины, несомненно, были его оружием! —
воскликнула виконтесса. — Он пользовался ее преданностью, умел разжалобить до слез,
играл на великодушии, свойственном нашему полу, злоупотреблял ее нежностью и очень
дорого продавал ей преступные радости…
— Должен вам признаться, — заметил Дервиль, не понимая знаков, которые делала ему
госпожа де Гранлье, — я не оплакивал участи этого несчастного создания, пленительного в
глазах света и ужасного для тех, кто читал в ее сердце, но я с отвращением смотрел на ее
молодого спутника, сущего убийцу, хотя у него было такое ясное чело, румяные, свежие уста,
милая улыбка, белоснежные зубы и ангельский облик. Оба они в эту минуту стояли перед
своим судьей, а он наблюдал за ними таким взглядом, каким, верно, в шестнадцатом веке
старый монах-доминиканец смотрел на пытки каких-нибудь двух мавров в глубоком
подземелье святейшей инквизиции.
— Сударь, — заговорила графиня срывающимся голосом, — можно получить вот за эти
бриллианты полную их стоимость, оставив, однако, за собою право выкупить их? И она