Page 16 - Гобсек

— Так вот, — заговорил Дервиль, внимательно выслушав брата виконтессы, я много
слышал об этом человеке от несчастного старика Горио, одного из моих клиентов, и
старательно уклонялся от опасной чести познакомиться с ним, когда встречал его в обществе.
Но тут мой приятель так настойчиво звал меня на свой пир, что я не мог отказаться, иначе меня
ославили бы ханжой. Вам, сударыня, трудно представить себе, что такое холостяцкий званый
обед. Пышность, редкостные блюда, во всем роскошь, как у скряги, вздумавшего из
тщеславия на один день пуститься в мотовство. Войдешь — и глаз оторвать не можешь: какой
стройный порядок царит на накрытом столе! Сверкает серебро и хрусталь, снежной белизной
блещет камчатная скатерть. Словом, жизнь в цвету. Молодые люди очаровательны,
улыбаются, говорят тихо, похожи на женихов под венцом, и все вокруг них сияет девственной
чистотой. А через два часа… На столе разгром, как на бранном поле после побоища; повсюду
осколки разбитых бокалов, скомканные салфетки; на блюдах искромсанные кушанья, на
которые противно смотреть; крик, хохот, шутовские тосты, перекрестный огонь эпиграмм и
циничных острот, побагровевшие лица, бессмысленные горящие глаза, разнузданная
откровенность душевных излияний. Шум поднимается адский: один бьет бутылки, другой
затягивает песню, третий вызывает приятеля на дуэль, а те, глядишь, обнимаются или дерутся.
В воздухе стоит отвратительный чад, в котором смешалась целая сотня запахов, и такой рев,
как будто кричат сто голосов разом. Никто уже не замечает, что он ест, что пьет и что говорит;
один молчит угрюмо, другие болтают без умолку, а кто-нибудь, точно сумасшедший, твердит
все одно и то же слово, равномерно гудит, как колокол; другие пытаются командовать этим
сумбуром, самый искушенный предлагает поехать в злачные места. Если бы трезвый человек
вошел сюда в это время, он, наверное, подумал бы, что попал на вакханалию. И вот в таком
диком угаре господин де Трай попытался заручиться моим расположением. Я еще кое-что
соображал и держался настороже. Зато он казался вдребезги пьяным, хотя в действительности
был в полном рассудке и думал только о своих делах. Уж не знаю, как это случилось, но он
совсем меня околдовал, и в девять часов вечера, выходя из гостиной де Гриньона, я пообещал,
что завтра утром свезу его к Гобсеку. Этот златоуст де Трай сумел просто с волшебной
ловкостью опутать меня своими речами, ввертывая в них, и всегда очень к месту, такие слова,
как «честь», «благородство», «графиня», «порядочная женщина», «добродетель»,
«несчастье», «отчаяние» и так далее. Утром, проснувшись, я попытался вспомнить, что я
наговорил вчера, и с трудом мог собраться с мыслями. Наконец я припомнил, что, кажется,
дочь одного из моих клиентов попала в беду и может лишиться доброго имени, уважения и
любви супруга, если нынче утром до двенадцати часов не достанет пятидесяти тысяч франков.
Тут были замешаны и карточные долги, и счета каретника, и какие-то растраты… Мой
обаятельный собутыльник заверял меня, что эта дама довольно богата и за несколько лет
сумеет бережливостью возместить урон, который нанесла своему состоянию. И только тут я
понял, почему мой приятель так настойчиво приглашал меня к себе. Но, признаюсь, к стыду
своему, мне и на ум не приходило, что сам Гобсек был весьма заинтересован в примирении с
блистательным денди. Едва я успел встать с постели, явился господин де Трай.
— Граф, — сказал я, когда мы обменялись обычными любезностями, — я, право, не
понимаю, зачем вам нужно, чтобы я привел вас к Гобсеку, — ведь он самый учтивый и самый
безобидный из всех ростовщиков. Он вам даст денег, если они есть у него, вернее, если вы
представите ему достаточные гарантии.
— Господин Дервиль, — ответил де Трай, — я не намерен насильно требовать от вас
этой услуги, хотя вчера вы обещали мне оказать ее.
«Гром и молния! — мысленно воскликнул я. — Неужели я дам этому человеку повод
думать, будто я не умею держать слово!»
— Вчера я имел честь объяснить вам, что очень некстати поссорился с папашей
Гобсеком, — заметил де Трай. — Ведь во всем Париже, кроме него, не найдется такого
финансиста, который в конце месяца, пока не подведен баланс, может выложить в одну
минуту сотню тысяч. Вот я и попросил вас помирить меня с ним. Но не будем больше
говорить об этом…