Page 2 - Идиот

- Очень, - ответил сосед с чрезвычайною готовностью, - и заметьте, это еще оттепель.
Что ж, если бы мороз? Я даже не думал, что у нас так холодно. Отвык.
- Из-за границы что ль?
- Да, из Швейцарии.
- Фью! Эк ведь вас!..
Черноволосый присвистнул и захохотал.
Завязался разговор. Готовность белокурого молодого человека в швейцарском плаще
отвечать на все вопросы своего черномазого соседа была удивительная и без всякого
подозрения совершенной небрежности, неуместности и праздности иных вопросов. Отвечая,
он объявил, между прочим, что действительно долго не был в России, слишком четыре года,
что отправлен был за границу по болезни, по какой-то странной нервной болезни, в роде
падучей или Виттовой пляски, каких-то дрожаний и судорог. Слушая его, черномазый
несколько раз усмехался; особенно засмеялся он, когда на вопрос: "что же, вылечили?" -
белокурый отвечал, что "нет, не вылечили".
- Хе! Денег что, должно быть, даром переплатили, а мы-то им здесь верим, - язвительно
заметил черномазый.
- Истинная правда! - ввязался в разговор один сидевший рядом и дурно одетый
господин, нечто в роде закорузлого в подьячестве чиновника, лет сорока, сильного сложения,
с красным носом и угреватым лицом: - истинная правда-с, только все русские силы даром к
себе переводят!
- О, как вы в моем случае ошибаетесь, - подхватил швейцарский пациент, тихим и
примиряющим голосом; - конечно, я спорить не могу, потому что всего не знаю, но мой
доктор мне из своих последних еще на дорогу сюда дал, да два почти года там на свой счет
содержал.
- Что ж, некому платить что ли было? - спросил черномазый.
- Да, господин Павлищев, который меня там содержал, два года назад помер; я писал
потом сюда генеральше Епанчиной, моей дальней родственнице, но ответа не получил. Так с
тем и приехал.
- Куда же приехали-то?
- То-есть, где остановлюсь?.. Да не знаю еще, право… так…
- Не решились еще?
И оба слушателя снова захохотали.
- И небось в этом узелке вся ваша суть заключается? - спросил черномазый.
- Об заклад готов биться, что так, - подхватил с чрезвычайно довольным видом
красноносый чиновник, - и что дальнейшей поклажи в багажных вагонах не имеется, хотя
бедность и не порок, чего опять-таки нельзя не заметить.
Оказалось, что и это было так: белокурый молодой человек тотчас же и с
необыкновенною поспешностью в этом признался.
- Узелок ваш все-таки имеет некоторое значение, - продолжал чиновник, когда
нахохотались досыта (замечательно, что и сам обладатель узелка начал, наконец, смеяться,
глядя на них, что увеличило их веселость), - и хотя можно побиться, что в нем не
заключается золотых, заграничных свертков с наполеондорами и фридрихсдорами, ниже с
голландскими арабчиками, о чем можно еще заключить, хотя бы только по штиблетам,
облекающим иностранные башмаки ваши, но… если к вашему узелку прибавить в придачу
такую будто бы родственницу, как, примерно, генеральша Епанчина, то и узелок примет
некоторое иное значение, разумеется, в том только случае, если генеральша Епанчина вам
действительно родственница, и вы не ошибаетесь, по рассеянности… что очень и очень
свойственно человеку, ну хоть… от излишка воображения.
- О, вы угадали опять, - подхватил белокурый молодой человек, - ведь действительно
почти ошибаюсь, то-есть почти что не родственница; до того даже, что я, право, нисколько и
не удивился тогда, что мне туда не ответили. Я так и ждал.
- Даром деньги на франкировку письма истратили. Гм… по крайней мере,