Page 5 - Идиот

- За это в Сибирь?
- В Сибирь, в Сибирь! Тотчас в Сибирь!
- Они все думают, что я еще болен, - продолжал Рогожин князю, - а я, ни слова не
говоря, потихоньку, еще больной, сел в вагон, да и еду; отворяй ворота, братец Семен
Семеныч! Он родителю покойному на меня наговаривал, я знаю. А что я, действительно,
чрез Настасью Филипповну тогда родителя раздражил, так это правда. Тут уж я один.
Попутал грех.
- Чрез Настасью Филипповну? - подобострастно промолвил чиновник, как бы что-то
соображая.
- Да ведь не знаешь! - крикнул на него в нетерпении Рогожин.
- Ан и знаю! - победоносно отвечал чиновник.
- Эвона! Да мало ль Настасий Филипповн! И какая ты наглая, я тебе скажу, тварь! Ну,
вот так и знал, что какая-нибудь вот этакая тварь так тотчас же и повиснет! - продолжал он
князю.
- Ан, может, и знаю-с! - тормошился чиновник: - Лебедев знает! Вы, ваша светлость,
меня укорять изволите, а что коли я докажу? Ан, та самая Настасья Филипповна и есть, чрез
которую ваш родитель вам внушить пожелал калиновым посохом, а Настасья Филипповна
есть Барашкова, так сказать, даже знатная барыня, и тоже в своем роде княжна, а знается с
некоим Тоцким, с Афанасием Ивановичем, с одним исключительно, помещиком и
раскапиталистом, членом компаний и обществ, и большую дружбу на этот счет с генералом
Епанчиным ведущие…
- Эге! Да ты вот что! - действительно удивился, наконец, Рогожин; - тьфу чорт, да ведь
он и впрямь знает.
- Все знает! Лебедев все знает! Я, ваша светлость, и с Лихачевым Алексашкой два
месяца ездил, и тоже после смерти родителя, и все, то-есть, все углы и проулки знаю, и без
Лебедева, дошло до того, что ни шагу. Ныне он в долговом отделении присутствует, а тогда
и Арманс, и Коралию, и княгиню Пацкую, и Настасью Филипповну имел случай узнать, да и
много чего имел случай узнать.
- Настасью Филипповну? А разве она с Лихачевым… - злобно посмотрел на него
Рогожин, даже губы его побледнели и задрожали.
- Н-ничего! Н-н-ничего! Как есть ничего! - спохватился и заторопился поскорее
чиновник: - н-никакими, то-есть, деньгами Лихачев доехать не мог! Нет, это не то, что
Арманс. Тут один Тоцкий. Да вечером в Большом али во французском театре в своей
собственной ложе сидит. Офицеры там мало ли что промеж себя говорят, а и те ничего не
могут доказать: "вот, дескать, это есть та самая Настасья Филипповна", да и только, а насчет
дальнейшего - ничего! Потому что и нет ничего.
- Это вот все так и есть, - мрачно и насупившись подтвердил Рогожин, - то же мне и
Залежев тогда говорил. Я тогда, князь, в третьягодняшней отцовской бекеше через Невский
перебегал, а она из магазина выходит, в карету садится. Так меня тут и прожгло. Встречаю
Залежева, тот не мне чета, ходит как приказчик от парикмахера, и лорнет в глазу, а мы у
родителя в смазных сапогах, да на постных щах отличались. Это, говорит, не тебе чета, это,
говорит, княгиня, а зовут ее Настасьей Филипповной, фамилией Барашкова, и живет с
Тоцким, а Тоцкий от нее как отвязаться теперь не знает, потому совсем, то-есть, лет достиг
настоящих, пятидесяти пяти, и жениться на первейшей раскрасавице во всем Петербурге
хочет. Тут он мне и внушил, что сегодня же можешь Настасью Филипповну в Большом
театре видеть, в балете, в ложе своей, в бенуаре, будет сидеть. У нас, у родителя,
попробуй-ка в балет сходить, - одна расправа, убьет! Я однако же на час втихомолку сбегал и
Настасью Филипповну опять видел; всю ту ночь не спал. На утро покойник дает мне два
пятипроцентные билета, по пяти тысяч каждый, сходи, дескать, да продай, да семь тысяч
пятьсот к Андреевым на контору снеси, уплати, а остальную сдачу с десяти тысяч, не заходя
никуда, мне представь; буду тебя дожидаться. Билеты-то я продал, деньги взял, а к
Андреевым в контору не заходил, а пошел, никуда не глядя, в английский магазин, да на все