Page 6 - Идиот

пару подвесок и выбрал, по одному бриллиантику в каждой, эдак почти как по ореху будут,
четыреста рублей должен остался, имя сказал, поверили. С подвесками я к Залежеву: так и
так, идем, брат, к Настасье Филипповне. Отправились. Что у меня тогда под ногами, что
предо мною, что по бокам, ничего я этого не знаю и не помню. Прямо к ней в залу вошли,
сама вышла к нам. Я, то-есть, тогда не сказался, что это я самый и есть; а "от Парфена,
дескать, Рогожина", говорит Залежев, "вам в память встречи вчерашнего дня; соблаговолите
принять". Раскрыла, взглянула, усмехнулась: "благодарите, говорит, вашего друга господина
Рогожина за его любезное внимание", откланялась и ушла. Ну, вот зачем я тут не помер
тогда же! Да если и пошел, так потому, что думал: "все равно, живой не вернусь!" А обиднее
всего мне то показалось, что этот бестия Залежев все на себя присвоил. Я и ростом мал, и
одет как холуй, и стою, молчу, на нее глаза палю, потому стыдно, а он по всей моде, в
помаде, и завитой, румяный, галстух клетчатый, так и рассыпается, так и расшаркивается, и
уж наверно она его тут вместо меня приняла! "Ну, говорю, как мы вышли, ты у меня теперь
тут не смей и подумать, понимаешь!" Смеется: "а вот как-то ты теперь Семену Парфенычу
отчет отдавать будешь?" Я, правда, хотел было тогда же в воду, домой не заходя, да думаю:
"ведь уж все равно", и как окаянный воротился домой.
- Эх! Ух! - кривился чиновник, и даже дрожь его пробирала: - а ведь покойник не то что
за десять тысяч, а за десять целковых на тот свет сживывал, - кивнул он князю.
Князь с любопытством рассматривал Рогожина; казалось, тот был еще бледнее в эту
минуту.
- Сживывал! - переговорил Рогожин: - ты что знаешь? Тотчас, - продолжал он князю, -
про все узнал, да и Залежев каждому встречному пошел болтать. Взял меня родитель, и
наверху запер, и целый час поучал. "Это я только, говорит, предуготовляю тебя, а вот я с
тобой еще на ночь попрощаться зайду". Что ж ты думаешь? Поехал седой к Настасье
Филипповне, земно ей кланялся, умолял и плакал; вынесла она ему, наконец, коробку,
шваркнула: "Вот, говорит, тебе, старая борода, твои серьги, а они мне теперь в десять раз
дороже ценой, коли из-под такой грозы их Парфен добывал. Кланяйся, говорит, и благодари
Парфена Семеныча". Ну, а я этой порой, по матушкину благословению, у Сережки
Протушина двадцать рублей достал, да во Псков по машине и отправился, да приехал-то в
лихорадке; меня там святцами зачитывать старухи принялись, а я пьян сижу, да пошел потом
по кабакам на последние, да в бесчувствии всю ночь на улице и провалялся, ан к утру
горячка, а тем временем за ночь еще собаки обгрызли. Насилу очнулся.
- Ну-с, ну-с, теперь запоет у нас Настасья Филипповна! - потирая руки, хихикал
чиновник: - теперь, сударь, что подвески! Теперь мы такие подвески вознаградим…
- А то, что если ты хоть раз про Настасью Филипповну какое слово молвишь, то, вот
тебе бог, тебя высеку, даром что ты с Лихачевым ездил, - вскрикнул Рогожин, крепко
схватив его за руку.
- А коли высечешь, значит и не отвергнешь! Секи! Высек, и тем самым запечатлел… А
вот и приехали!
Действительно, въезжали в воксал. Хотя Рогожин и говорил, что он уехал тихонько, но
его уже поджидали несколько человек. Они кричали и махали ему шапками.
- Ишь, и Залежев тут! - пробормотал Рогожин, смотря на них с торжествующею и даже
как бы злобною улыбкой, и вдруг оборотился к князю: - Князь, не известно мне, за что я тебя
полюбил. Может, оттого, что в эдакую минуту встретил, да вот ведь и его встретил (он
указал на Лебедева), а ведь не полюбил же его. Приходи ко мне, князь. Мы эти
штиблетишки-то с тебя поснимаем, одену тебя в кунью шубу в первейшую; фрак тебе сошью
первейший, жилетку белую, али какую хошь, денег полны карманы набью и.. поедем к
Настасье Филипповне! Придешь, али нет?
- Внимайте, князь Лев Николаевич! - внушительно и торжественно подхватил Лебедев.
- Ой, не упускайте! Ой, не упускайте!..
Князь Мышкин привстал, вежливо протянул Рогожину руку и любезно сказал ему:
- С величайшим удовольствием приду и очень вас благодарю за то, что вы меня