Page 178 - Король Лир
P. 178

Она даже способна шутить и с явной иронией спрашивает Лира: «Не повидать ли нам
               моих  сестер?»  При  этом  она  имеет  в  виду,  что  можно  было  бы  попросить  у  них
               снисхождения. Она это спрашивает не потому, что верит в их доброту, — их обращение с
               Лиром не оставляет у нее никаких сомнений относительно их способности к милосердию, —
               она  проверяет  Лира:  осталась  ли  у  него  еще  способность  сопротивляться  миру
               несправедливости и зла. Да, у Лира она осталась. Он отвечает четырехкратным: «Нет, нет,
               нет, нет!»
                     Корделия еще не знает, каким теперь стал ее отец. Этот новый Лир, прошедший через
               горнило страданий, познал, что      самое главное для человека. Оно не в том «избытке», без
               которого он раньше не мыслил своей жизни. Самое главное для человека — не власть над
               другими  людьми,  не  богатство,  дающее  возможность  удовлетворять  любые  прихоти  и
               капризы  чувственности,  главное  —  в  душевном  покое  и  не  в  мнимой,  выражающейся
               громкими  словами  любви,  а  в  чувстве  неразрывной  близости  людей,  стоящих  выше  всех
               мелочных  тщеславных  интересов.  Лира  не  страшит  темница,  если  в  ней  он  будет  с
               Корделией. Она, ее любовь, ее чистота, ее милосердие, ее безграничная человечность — вот
               что ему нужно, вот в чем высшее счастье жизни. И этим убеждением проникнуты слова, с
               которыми он обращается к Корделии:
                     "Пускай нас отведут скорей в темницу.
                     Там мы, как птицы в клетке, будем петь…" (V, 3).
                     Когда-то Лир отрекся от власти, на самом деле не думая отрекаться от нее. Он долго
               возмущался и тяжело  переживал то, что власть над другими ему более недоступна. Он не
               сразу  мог  привыкнуть  к  своему  новому  положению.  Но  теперь  тот  мир  стал  для  него
               навсегда чужим. Он в него не вернется, его душа полна презрения к власть имущим, к их
               бесчеловечным распрям. Пусть они думают, что, взяв Лира и Корделию в плен, одержали
               над ними победу. Он счастлив с ней и без трона и без власти (V, 3). Корделия плачет, слушая
               его речи, но то не слезы горя и бессилия, а слезы умиления при виде преображенного Лира.
               Впрочем,  он,  кажется,  не  понимает  причины  ее  слез.  Ему  кажется  что  это  проявление  ее
               слабости, и он утешает ее.
                     Ужасны  были  те  испытания,  через  которые  прошел  Лир,  дорогой  ценой  купил  он
               стоическое спокойствие по отношению к бедам, обрушившимся на него. Ему кажется, что не
               осталось  ничего,  что  могло  бы  теперь  разрушить  ту  новую  гармонию  духа,  которую  он
               обрел, когда к нему вернулась Корделия. Но Лира ждет еще одно, самое страшное, самое
               трагическое испытание, потому что прежние испытания расшатывали его заблуждения, а то
               испытание, которое придет будет ударом по истине, обретенной им ценой стольких мук.
                     Здесь в судьбу Лира и Корделии вмешивается, злой дух трагедии Эдмонд.  Он знает,
               что,  даже  пленные,  они  опасны,  и  решает  уничтожить  их.  Он  отдает  распоряжение
               покончить с ними в тюрьме. Потом, когда брат побеждает в поединке и Эдмонд сознает, что
               его  жизнь  уходит,  в  последний  миг,  «своей  природе  вопреки»,  он  хочет  сделать  добро  и
               спасти  Корделию  и  Лира,  которых  перед  этим  приказал  умертвить.  Но  его  раскаяние
               приходит слишком поздно: Корделию успели повесить. Ее вынимают из петли, и перед нами
               появляется  Лир, который  несет  на  руках  мертвую  Корделию.  Мы помним,  как  гремел  его
               гневный голос, когда он думал, что с потерей королевства потерял все. Потом он узнал, что в
               тот  раз  он  не  потерял  ничего.  Потерял  он  теперь,  когда  погибла  Корделия.  Снова  горе  и
               безумие охватывают его:
                     "Вопите, войте, войте! Вы из камня!
                     Мне ваши бы глаза и языки —
                     Твердь рухнула б!.. Она ушла навеки…" (V, 3).
                     Зачем нужна жизнь, если такое прекрасное существо, как Корделия, мертва:
                     "Мою
                     Бедняжку удавили! Нет, не дышит!
                     Коню, собаке, крысе можно жить,
                     Но не тебе! Тебя навек не стало…" (V, 3).
   173   174   175   176   177   178   179   180   181   182   183