Page 50 - Отцы и дети

Аркадию. Пробормотав сквозь зубы: «Здравствуй!» – Базаров отправился к себе в комнату, а
Одинцова рассеянно пожала Аркадию руку и тоже прошла мимо его.
«Здравствуй, – подумал Аркадий… – Разве мы не виделись сегодня?»

XVII

Время (дело известное) летит иногда птицей, иногда ползет червяком; но человеку
бывает особенно хорошо тогда, когда он даже не замечает – скоро ли, тихо ли оно проходит.
Аркадий и Базаров именно таким образом провели дней пятнадцать у Одинцовой. Этому
отчасти способствовал порядок, который она завела у себя в доме и в жизни. Она строго его
придерживалась и заставляла других ему покоряться. Все в течение дня совершалось в
известную пору. Утром, ровно в восемь часов, все общество собиралось к чаю; от чая до
завтрака всякий делал что хотел, сама хозяйка занималась с приказчиком (имение было на
оброке), с дворецким, с главною ключницей. Перед обедом общество опять сходилось для
беседы или для чтения; вечер посвящался прогулке, картам, музыке; в половине
одиннадцатого Анна Сергеевна уходила к себе в комнату, отдавала приказания на
следующий день и ложилась спать. Базарову не нравилась эта размеренная, несколько
торжественная правильность ежедневной жизни; «как по рельсам катишься», – уверял он:
ливрейные лакеи, чинные дворецкие оскорбляли его демократическое чувство. Он находил,
что уж если на то пошло, так обедать следовало бы по-английски, во фраках и в белых
галстухах. Он однажды объяснился об этом с Анной Сергеевной. Она так себя держала, что
каждый человек, не обинуясь, высказывал перед ней свои мнения. Она выслушала его и
промолвила: «С вашей точки зрения, вы правы, и, может быть, в этом случае я – барыня; но в
деревне нельзя жить беспорядочно, скука одолеет», – и продолжала делать по-своему.
Базаров ворчал; но и ему и Аркадию оттого и жилось так легко у Одинцовой, что все в ее
доме «катилось как по рельсам». Со всем тем в обоих молодых людях, с первых же дней их
пребывания в Никольском, произошла перемена. В Базарове, к которому Анна Сергеевна
очевидно благоволила, хотя редко с ним соглашалась, стала проявляться небывалая прежде
тревога: он легко раздражался, говорил нехотя, глядел сердито и не мог усидеть на месте,
словно что его подмывало; а Аркадий, который окончательно сам с собой решил, что
влюблен в Одинцову, начал предаваться тихому унынию. Впрочем, это уныние не мешало
ему сблизиться с Катей; оно даже помогло ему войти с нею в ласковые, приятельские
отношения. «Меня она не ценит! Пусть!.. А вот доброе существо меня не отвергает», –
думал он, и сердце его снова вкушало сладость великодушных ощущений. Катя смутно
понимала, что он искал какого-то утешения в ее обществе, и не отказывала ни ему, ни себе в
невинном удовольствии полустыдливой, полудоверчивой дружбы. В присутствии Анны
Сергеевны они не разговаривали между собою: Катя всегда сжималась под зорким взглядом
сестры, а Аркадий, как оно и следует влюбленному человеку, вблизи своего предмета уже не
мог обращать внимание ни на что другое; но хорошо ему было с одной Катей. Он
чувствовал, что не в силах занять Одинцову; он робел и терялся, когда оставался с ней
наедине; и она не знала, что ему сказать: он был слишком для нее молод. Напротив, с Катей
Аркадий был как дома; он обращался с ней снисходительно, не мешал ей высказывать
впечатления, возбужденные в ней музыкой, чтением повестей, стихов и прочими пустяками,
сам не замечая или не сознавая, что эти пустяки и его занимали. С своей стороны, Катя не
мешала ему грустить. Аркадию было хорошо с Катей, Одинцовой – с Базаровым, а потому
обыкновенно случалось так: обе парочки, побыв немного вместе, расходились каждая в свою
сторону, особенно во время прогулок. Катя обожала природу, и Аркадий ее любил, хоть и
не смел признаться в этом; Одинцова была к ней довольно равнодушна, так же как и Базаров.
Почти постоянное разъединение наших приятелей не осталось без последствий: отношения
между ними стали меняться. Базаров перестал говорить с Аркадием об Одинцовой, перестал
даже бранить ее «аристократические замашки»; правда, Катю он хвалил по-прежнему и
только советовал умерять в ней сентиментальные наклонности, но похвалы его были