Page 6 - Отцы и дети

Николай Петрович глянул на него из-под пальцев руки, которою он продолжал тереть
себе лоб, и что-то кольнуло его в сердце… Но он тут же обвинил себя.
– Вот это уж наши поля пошли, – проговорил он после долгого молчания.
– А это впереди, кажется, наш лес? – спросил Аркадий.
– Да, наш. Только я его продал. В нынешнем году его сводить будут.
– Зачем ты его продал?
– Деньги были нужны; притом же эта земля отходит к мужикам.
– Которые тебе оброка не платят?
– Это уж их дело, а впрочем, будут же они когда-нибудь платить.
– Жаль леса, – заметил Аркадий и стал глядеть кругом.
Места, по которым они проезжали, не могли назваться живописными. Поля, все поля
тянулись вплоть до самого небосклона, то слегка вздымаясь, то опускаясь снова; кое-где
виднелись небольшие леса и, усеянные редким и низким кустарником, вились овраги,
напоминая глазу их собственное изображение на старинных планах екатерининского
времени. Попадались и речки с обрытыми берегами, и крошечные пруды с худыми
плотинами, и деревеньки с низкими избенками под темными, часто до половины
разметанными крышами, и покривившиеся молотильные сарайчики с плетенными из
хвороста стенами и зевающими воротищами 10 возле опустелых гумен, и церкви, то
кирпичные с отвалившеюся кое-где штукатуркой, то деревянные с наклонившимися
крестами и разоренными кладбищами. Сердце Аркадия понемногу сжималось. Как нарочно,
мужички встречались все обтерханные, на плохих клячонках; как нищие в лохмотьях, стояли
придорожные ракиты с ободранною корой и обломанными ветвями; исхудалые, шершавые,
словно обглоданные, коровы жадно щипали траву по канавам. Казалось, они только что
вырвались из чьих-то грозных, смертоносных когтей – и, вызванный жалким видом
обессиленных животных, среди весеннего красного дня, вставал белый призрак безотрадной,
бесконечной зимы с ее метелями, морозами и снегами… «Нет, – подумал Аркадий, –
небогатый край этот, не поражает он ни довольством, ни трудолюбием; нельзя, нельзя ему
так остаться, преобразования необходимы… но как их исполнить, как приступить?..»
Так размышлял Аркадий… а пока он размышлял, весна брала свое. Все кругом
золотисто зеленело, все широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием
теплого ветерка, все – деревья, кусты и травы; повсюду нескончаемыми звонкими струйками
заливались жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменными лугами, то молча
перебегали по кочкам; красиво чернея в нежной зелени еще низких яровых хлебов, гуляли
грачи; они пропадали во ржи, уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головы
в дымчатых ее волнах. Аркадий глядел, глядел, и, понемногу ослабевая, исчезали его
размышления… Он сбросил с себя шинель и так весело, таким молоденьким мальчиком
посмотрел на отца, что тот опять его обнял.
– Теперь уж недалеко, – заметил Николай Петрович, – вот стоит только на эту горку
подняться, и дом будет виден. Мы заживем с тобой на славу, Аркаша; ты мне помогать
будешь по хозяйству, если только это тебе не наскучит. Нам надобно теперь тесно сойтись
друг с другом, узнать друг друга хорошенько, не правда ли?
– Конечно, – промолвил Аркадий, – но что за чудный день сегодня!
– Для твоего приезда, душа моя. Да, весна в полном блеске. А впрочем, я согласен с
Пушкиным – помнишь, в Евгении Онегине:

Как грустно мне твое явленье,
Весна, весна, пора любви!
Какое…

10 Воротище – остатки ворот без створок.